поскольку я уже давно вижу, что только с тобой я нечто исследую духом возле этого Древа, то не могу не прервать тебя, не подойти к тебе и не вопросить о причине такого рода медитации (meditationis)»^{223}.

Очевидно, здесь говорится о медитативных образах «Энигмы Философов», в частности, о Солнечном Древе. Получается, что Сениор излагал «Энигму» ученикам и, вероятно, воспринимался как ее непосредственный автор. Сведения о нем сохранились. Сениор, Senior Zadith filius Hamuelis (в латинском произношении) — это Шейх Садик Ибн-Умайль, арабский алхимик, живший в Х веке. Он — один из тех арабских мыслителей, которые представляют средневековую философскую школу Харрана, наследницу доисламского и дохристианского месопотамского Гнозиса — сабейского Гнозиса, если трактовать термин «сабейский» в широкой исторической ретроспекции. Именно так и воспринимали сабейскую мудрость средневековые латинские алхимики, для которых творения мыслителей Харрана стали поистине всеобъемлющей основой. Возможно, и «Философическая Энигма» (точнее, ее неизвестный нам прототип) — из круга текстов Харранской школы.

А вот что касается точного авторства, то о нем, по-видимому, в данном случае говорить неправомерно. Такого рода инициатические тексты передавались от учителя к ученику, и проследить, в общих чертах, можно только саму линию этой передачи. Как видим, эта линия, золотая цепь знания (так нередко говорили в Средние века, используя известный гомеровский образ) тянется сквозь века, преодолевая границы культур, существенно различающихся в этноконфессиональном отношении. Определенную преемственность от даосской традиции тут вполне можно предположить: в арабской алхимии древнекитайский след нащупывается, хотя этот вопрос почти не изучен (одно из редких исключений — упоминания в работах Е. А. Торчинова, безвременно ушедшего из жизни блестящего синолога и религиоведа). Впрочем, вряд ли тот же Ибн-Умайль пользовался непосредственно даосскими полярно-алхимическими источниками. Речь скорее идет о разработке общих мотивов алхимии примордиальной. В качестве рабочей гипотезы можно допустить, что именно в ее инициатических парадигмах сохранялся древний биполярный миф, контуры которого намечены в этой главе.

Пришла пора сделать попытку если не объяснить некоторые упоминавшиеся в этой книге лапландские находки 1990–2000?х гг., то по крайней мере предложить весьма впечатляющую параллель к ним — почти парадоксальную, поскольку она связана вроде бы не с Севером, а с Югом. Царицу Савскую, упоминаемую в Библии, в святоотеческой литературе и народных преданиях разных стран, — даже в Святой Земле Палестины, — называли именно Царицей Южной. Впрочем, Сава (Саба), Сабейское царство Южного Йемена — это все же один из регионов Северного полушария, тесно связанный историческими судьбами и древними путями с Евразийским континентом. А значит, и с Севером.

Образ легендарной Царицы Савской по крайней мере с библейских, ветхозаветных времен олицетворяет прежде всего мудрость — тайную, сокровенную, доступную непосвященным лишь в притчах. Такого рода представления обычно указывают на инициатическую, мистериальную традицию. И она действительно прослеживается в доныне плохо изученной, загадочной религии месопотамских сабиев (мандеев-гностиков), связанной с древнеаравийскими культами; в наследии гностико-неоплатонической школы Харрана (в Месопотамии), просуществовавшей с позднеантичных времен до эпохи Крестовых походов. За последнее столетие наукой убедительно доказано, что именно через Харран латиноязычная Европа восприняла наследие арабской алхимии (в свою очередь, питавшейся истоками греко-египетскими и индийскими, а возможно, отчасти и даосскими). Алхимики Харранской школы говорили о путях обретения сокровенного Камня; а ведь согласно европейским сказаниям о Святом Граале наиболее достойные рыцари-странники обрели взыскуемую святыню в городе Саррасе — большинство исследователей Граалианы считает, что это и есть Харран, в латинизированном произношении. И Грааль в одной из версий (возможно, наиболее архаичной) представляет собой именно сокровенный небесный Камень. И если вспомнить то, что уже говорилось в этой книге о сакральной инициатической модели, полагавшей в качестве высшей ценности символ Камня, то допустимо осторожно предположить: сабейская мудрость, сабейская посвятительная традиция была не только духовно-алхимической, но еще и мегалитической по своему происхождению, связанной с Гиперборейскими мистериями, сохраняшимися на протяжении тысячелетий в окраинном регионе Евразии, в стороне от путей массовых переселений, охвативших континент после так называемой «неолитической революции».

В свете сказанного уже не покажутся столь парадоксальными те сопоставления, к которым привел ход исследований ряда памятников Русского Севера, выше определявшихся как протодруидические. Обратимся теперь к их южному «ракурсу».

Одна из дискуссионных находок экспедиции «Гиперборея» — это вертикальные борозды, выбитые на стенах скальных галерей. И почти такие же архитектурные элементы сопровождают оформление стен сабейских храмов и жилых зданий, возводившихся в Южной Аравии два — два с половиной тысячелетия назад. Раскопки выявили облицовочные каменные плитки и остатки стен с вертикальными бороздами прямоугольного профиля^{224}, задающими четкий пространственный ритм, — как в лапландских галереях. Разумеется, сходство может быть формальным и случайным, хотя, несомненно, производит впечатление.

Этот пример — не единственный. Уже не жители южно-аравийской Сабы, а сабии-мандеи Месопотамии почитали святые места, характер которых вызывает ассоциации с лапландскими памятниками. «Повсюду, где из-под земли бьет вода, будь то родник или исток реки, мандеи чтут templum в древнем латинском смысле, то есть святое место, и только в более позднюю эпоху, по мере усложнения таинств под влиянием христианства, стало необходимым возводить здание для их совершения. Так, в “Книге Иоанна Крестителя”, 230, 10–11, слово masknia (т. е. скиния. — Е.Л.) означает храм в новом значении слова, тогда как прежде оно означало обитель, место, святое место, место собрания, где верующие собирались для совершения таинств»^{225}. Речь идет о ландшафтных сабейских святилищах текучих вод (именно проточная вода священна и ритуализирована в мандеизме); вспомним скальные галереи — каналы талых вод на лапландской горе Нинчурт…

В конкретно-историческом отношении этого недостаточно для каких бы то ни было выводов. Но не будем забывать, что мы рассматриваем сабейский Гнозис целокупно, в ретроспекции, — таким, каким он представлялся, скажем, авторам латинских богословских и алхимических трактатов, где также присутствует образ Царицы Савской. У Иоганна Грассеуса (Грассхофф) в трактате «Ковчег Тайны» («Arca Arcani», 1617), со ссылкой на книгу монаха-августинца Дегенхарда «Об Универсальном Пути» («De Via Universali»), сказано: «Есть некая вещь, которая обретает подобие внутри всех вещей, и в ней также сокрыты все вещи земные, а именно подлунные. Тинктура ее превыше всех Тинктур. Достоинство ее противостоит всем болезням. Она есть дар Святого Духа. В ней скрыто таинство прохождения к Сокровищнице Мудрых. Это Свинец Философов, который называют свинцом меди^{226}, в котором пребывает блистающая белая Голубка (Сolumba alba), именуемая Солью металлов, в котором состоит Магистерий Делания. Это чистая, мудрая и богатая Царица Савская, облаченная белым покровом (velo albo), которая никому, кроме как Царю Соломону, не желала подчиниться. Во все это не может в достаточной мере проникнуть ничье сердце человеческое…»^{227}

В трактате Бернарда Пенота (XVI в.) «Философические вопросы и ответы» («Questiones et Responsiones Philosophicae») Царица Савская, «облаченная в прекраснейшие белые одежды», сравнивается с «нашим Меркурием»^{228} — женственным Меркурием Философов. А у латинского богослова, святого Гонория Отунского (XII в.) в работе «Зерцало Церкви» («Speculum Ecclesiae») есть совсем уж удивительное и загадочное место, где сказано о евхаристии Царицы Южной: «Когда же Царица Южная тело и кровь свою ученикам своим отдала (tradidit), Иоанн к груди Иисуса припал и испил тогда из этого источника Премудрости, и потом возвестил миру тайну Слова, а именно, [Слова], сокрытого в Отце, ибо в груди Иисуса скрыты все сокровища Премудрости и знания» (Patrologia Latina, 172,