высочайшей степени». В то же время «на Полюсе — Сердце Меркурия». «Меркурий Философов» — это многозначное алхимическое понятие (металлическая ртуть; женское начало; Первоматерия) в данном случае, очевидно, означает Первоматерию (Materia Prima) Делания. В этом качестве Меркурий Философов изображается, в частности, в виде алхимического андрогина: это так называемый Rebis — «Двойная вещь», обладающая «двойным тайным свойством». Ребис символизирует Сульфур и Меркурия, приготовленных для Делания^{68}.

Формально тут наблюдается некоторая путаница: Меркурий Философов (как Materia Prima) объединяет в себе Сульфур (Серу) и опять же Меркурия (уже как символ женского начала). Однако с точки зрения алхимической мифологии противоречия нет, поскольку «старший» Меркурий — это тоже женственный образ, как бы мать Сульфура и Меркурия «младшего». Сам Ириней Филалет говорит об этом так: «Всякий Меркурий толпы — это мужчина^{69}, то есть он телесный, внешний и мертвый; наш же духовен — (это) женщина, живая и животворящая» ^{70}.

Женственная суть Меркурия как Первоматерии достаточно хорошо известна в алхимической традиции. О Меркурии говорится, например, что «он — Дух Господа, который наполняет весь мир, а вначале плавал по водам»^{71}. Это указание и на очень древний, вероятнее всего, палеолитический образ космогонической птицы (в той или иной форме он знаком почти всем народам палеоарктического круга), и на библейский образ Святого Духа: как известно, в древнееврейском оригинале Ruah, «Дух» — это слово женского рода. Меркурий истолковывается и как Душа Мира: «Наднебесный Дух, который со светом обвенчан и по праву может называться Душою Мира»^{72} .

В качестве Anima Mundi, Души Мира, Меркурий, по словам К. Г. Юнга, можно сравнить и с гностической П??????? ??? Ф???? (Девой Света), и с христианской Девой Марией. Вот фрагмент алхимического трактата неизвестного латинского автора: «Дева осталась неизменной и неоскверненной (при Рождестве Христовом), поэтому не без достаточного основания Меркурий приравнивается самой преславной и богопочитаемой Деве Марии, ибо Меркурий девствен, потому что он никогда не размножал в недрах земли никаких металлических предметов, и еще он породил для нас Камень по велению небес»^{73}.

Что же нового вносит Филалет в истолкование женственного Меркурия Философов? Чтобы понять это, обратимся к другим алхимическим образам, которые родственны Меркурию по «принципу дополнительности».

«На Полюсе — Сердце Меркурия» (Филалет), и это теперь понятно: если Меркурий есть Душа Мира, которая представляется некой мистической сферой, то ее наивысшее проявление — именно на Полюсе. Однако и Сталь, введенная Филалетом в свой трактат, как мы помним, тоже на Полюсе являет высочайшую степень своего достоинства. Значит, Сталь символически уподобляется Меркурию, Душе Мира, Первоматерии?

Действительно, перечень определений Стали у Филалета не противоречит этому предположению («чудо мира»; «чистейший дух»; «инфернальный огонь»: по мнению Юнга, последнее означает просто Deus absconditus, «сокровенный Бог», пребывающий на Северном полюсе^{74} ). К тому же Сталь у Филалета — это «Руда Золота», которое в данном контексте символизирует Философский Камень; то есть Сталь действительно выступает в функции Первоматерии Делания. Сюда можно добавить и впечатляющее определение Стали в известном трактате XVII века «Novum Lumen Chemicum» («Новый Химический Свет»^{75}): «Есть один металл, который имеет силу расточать другие (металлы); он едва ли не вода их и почти (их) мать»^{76}.

Но зачем все-таки понадобилось вводить образ Стали, если это просто еще один аналог Меркурия Философов? Думается, не только для того, чтобы затемнить смысл. Этот образ становится понятнее именно в контексте полярного символизма — в связи с символом Магнита Мудрецов.

У Филалета Магнит назван «Рудой» для Стали, то есть он обладает определенным сродством с нею — с Философическим Меркурием, чье «Сердце» находится на Полюсе. А ведь на Полюс и указывает Магнит.

В анонимном трактате одного французского алхимика XVII века говорится, что магнитной силой обладает рыба-прилипало (Echeneis), живущая в центре «великого моря Океана»; ее ловят для «Философического Делания», притягивая с помощью «Магнита Мудрых». Юнг истолковывает это так: от пойманной рыбки таинственная сила притяжения переходит к Магниту, которым наделен человек, идущий по пути Делания^{77} (наверное, уместно вспомнить тут и о символике рыбной ловли и Рыболова в новозаветной традиции и в преданиях о взыскании Святого Грааля).

Магнит, обретенный Адептом, теперь позволяет ему отправиться в peregrinatio, мистическое паломничество, ориентируясь на Полюс. Этот мотив у Филалета формируется как странствие «к обеим Индиям». По Юнгу, это надо понимать как паломничество во все четыре стороны света, которые образуют крест, «характеризующий природу Полюса»^{78}. Причем трактат Филалета дает возможность конкретизировать конечную цель этого паломничества. Но прежде чем говорить об этом, рассмотрим еще один (помимо Стали) очень важный символ полярной Души Мира.

В латинской алхимии есть многозначный и, возможно, зашифрованный термин — Lato; собственно, «Латон», или «Латона» (в косвенных падежах появляется — н-). Парадигма склонения этого слова в алхимических текстах обычно указывает на его мужской род. Латон нередко имеет золотистый цвет, иногда черный или красный.

На «вещественном» уровне это аналог современной латуни. Она была известна еще арабскому алхимику ар-Рази (836–925)^{79}. Многочисленные варианты названия этого сплава есть в европейских языках. Это, например, английское latten — желтый металлический сплав, похожий на современную латунь. Слово происходит от среднеанглийского latoun (laton), в свою очередь, произошедшего от старофранцузского laton (leiton). В провансальском языке это название звучит как lato (latun); в каталанском — llautу (ср. испанск. (a) laton, португ. latгo, итал. ottone). По мнению историков химии, это слово — неизвестного происхождения^{80}.

В латинской алхимии Lato иногда представляет собой аналог грешника, «нечистое тело». Поэтому производится «убеление» или омовение Lato посредством «вечной воды» (aqua permanens). Иногда Lato очищается не водой, а «Азотом и огнем» и как бы проходит через крещение огнем: «Азот и огонь очищают Lato и устраняют его черноту»^{81}.

В плане полярного символизма, применительно к «убелению» Lato, представляет интерес гравюра из трактата А. Либавия (начало XVII в.), изображающая последовательность стадий алхимического процесса. Из черной воды, уподобленной изначальному Хаосу, поднимается гора, черная в нижней части и белая сверху; с ее вершины стекает серебряный поток. Из облаков на вершину падает серебряный дождь. Это истолковывается как очищение и питание Lato Азотом. Над облаками изображен Уроборос; еще выше — море чистого серебра или «флюид Меркурия». По морю плывет лебедь, изливающий из клюва молоко^{82}.

Наверное, можно сопоставить образ этой горы со «Скалой черной и высочайшей» (Rupes nigra et altissima) на Северном полюсе, на известной карте Гипербореи Г. Меркатора (XVI в.), ведь он изобразил там именно «черную» гору, а не, допустим, сияющую золотом гору Меру индуизма.

«Dealbate Latonem» — «Убелите Lato»: этот часто повторяемый призыв встречается и в трактате Мориена («Sermo de transmutatione metallorum»), переведенном с арабского Робертом Шартрским в XII веке. Мориен приписывает мотив «убеления Lato» малоизвестному автору, которого называли (в латинской традиции) Эльбон Интерфектор. По мнению Юнга, этот мотив должен иметь весьма раннее происхождение, но вряд ли старше VIII века^{83}.

Наверное, не будет слишком дерзким предположение, что образ Lato мог, через арабскую алхимию, восходить и к каким-то александрийским, греческим источникам. А тогда довольно правдоподобно выглядит сближение алхимического Lato с богиней Латоной.

Действительно, имя этой богини пишется по-латыни как Latona, по-гречески — ???? (Leto, дорический