В голосе собеседника было холодное бешенство. Степан посмотрел на часы. Они показывали два часа ночи. В Москве было десять вечера.

– Ты в Москве? – спросил Степан.

Собеседник поколебался с ответом.

– Да.

– Тогда приезжай в Кубинку. К часу.

– Куда?

– Если ты не знаешь, куда ехать, езжай на семидесятый километр Можайки. Там под столбом тебя встретят мои машины.

– С чем встретят? С автоматами?

– Нет. С установкой «Град», – ответил Степан, вырубил связь и вышел в гостиную. Все присутствующие обернулись к нему.

– Михал Степаныч, – сказал он, – распорядись, чтобы «Сапсан» подготовили к вылету.

– Когда?!

– Сейчас. Пока я доеду до «точки». Боря, ты не пил?

Борщев отрицательно качнул головой.

– Полетишь со мной штурманом. Герман, свяжись с военными, оформи полет. Распорядись, чтоб меня встретили. Когда будешь звонить в Кубинку, скажи, чтобы пропустили туда машину.

– Чью?

– Дениса Черяги.

Этот день был первый, когда Денис вернулся на Рублевку к десяти вечера. Дел было невпроворот: полтора десятка юристов скрипели от усердия в нанятых ахтарским холдингом фирмах, строча протесты, обращения, апелляции, жалобы, и просьбы о возбуждении уголовных дел.

Денис лично изготовил две аналитические записки, – одну по поводу захватнических планов группы «Сибирь», другую отдельно по поводу беззаконий на Павлогорском ГОКе. Ревко сунул записки кому-то в Кремле.

Депутатские запросы о судьбе Павлогорки шли по пять тысяч долларов штучка. Заявление о возбуждении уголовного дела против следователя Шевчука по факту злоупотребления служебными полномочиями потянуло для начала на тридцатку. За немедленное и полное освобождение Гриши Епишкина, даже буде ему предъявят какое обвинение, попросили двести тысяч.

Аналитические записки в Кремль и назначение Дениса главой «Южсибпрома» обошлись даром, если, конечно, не считать факта передачи «Южсибпрому» акций Павлогорского горнометаллургического комбината, приносившего в год восемьдесят миллионов долларов чистой прибыли, и Черловского авиазавода, чей портфель контрактов, с учетом контракта «МиГ-Еврофайтер», составил четыре миллиарда долларов на три ближайших года.

Вдобавок Извольского не было в стране. Швейцарские врачи делали Ларочке очередную операцию. Слава и Ирина улетели в Цюрих; рабочий день Дениса начинался в девять и оканчивался в пять утра. Остальное уходило на личную жизнь.

В номере было темно и пусто, и едва уловимо пахло Настей, – не ее духами, она ничем, кроме дезодорантов, не пользовалась, а ей самой, – тем неопределимым, но определяющим все ароматом, или скорее даже образом аромата, который и составляет основу влечения мужчины и женщины. Денис почти всегда по этому аромату чувствовал, как давно Настя ушла из комнаты; аромат был совсем свежий. Денис некоторое время стоял в темноте, растерянно сжимая в кармане пальто небольшую коробочку с длинными сверкающими сережками. Потом сел на кровать, чтобы раздеться, прилег на минуту – и заснул.

Проснулся Денис спустя полчаса, вспотев в неудобном уличном пальто и тяжелой обуви. Он не сразу вспомнил, где он и какая следующая встреча; вспомнив же, со вздохом скинул пальто и набрал настин мобильный. Тот был выключен. Денис зевнул, протер глаза и отправился искать Настю.

В зимнем саду на третьем этаже было темно: только горел огонь в камине, да на фоне черного пуленепробиваемого стекла вырисовывалась коротко стриженая женская головка.

– Майя Аркадьевна, – позвал Денис, – вы не видели Настю?

Майя не отозвалась. Денис включил свет. Майя сидела в кресле, а на коленях у нее свернулся пушистый котенок. Майя недовольно моргнула, Денис выключил свет и сел рядом.

– Джек подарил, – сказала Майя в полутьме, показывая на котенка. – Он сделал мне предложение.

Внук американского сенатора Джек Галлахер вел себя безупречно. Он провел полдня в больнице, и ушел оттуда с диагнозом сотрясение мозга средней тяжести и закрытый перелом правой руки. Это был диагноз, который привел бы любого знакомого Денису американца в состояние исступленного сутяжничества. Не то Галлахер. Между ним и Денисом состоялся очень тяжелый разговор, после которого Джек сказал, что не будет жаловаться в милицию. «Нам, как Ахтарскому металлургическому комбинату, было бы гораздо приятней, если бы вы подали заявление на Бельского», – сказал Денис. «А мне неприятно, что в этом заявлении будет фигурировать имя моей будущей жены», – отрезал американец.

– Я вам не рассказывала, что тогда было, ночью? – спросила Майя.

Денис промолчал.

– Степан бил Джека один. Совсем один, – сказала Майя. – Охрана стояла и не вмешивалась. А Джек ничего не мог поделать. А он ведь должен быть сильнее Степана.

С точки зрения Дениса, невелика была доблесть – матерому бандиту навешать по морде молодому сопернику, хотя бы и повыше и потяжелее. А что охрана не вмешивалась, так потому и не вмешивалась, что надобности не было.

– А потом я швырнула в Степана снимками, – сказала Майя, – которые вы мне прислали.

– Какие снимки?

– Степан с проститутками. Совсем недавние.

Денис помолчал.

– Майка, у меня нет технических возможностей снять Степана Бельского на пленку. Снимали те, кто развлекались рядом. Сказать тебе честно – мне совсем не хотелось, чтобы ты ссорилась со Степаном.

– Почему?

– Потому что я отвечаю за безопасность Славки. И пока ты была рядом с Бельским, он бы не стал стрелять в Славку. Даже по просьбе Цоя. Он бы сказал, что бизнес сначала, а женщина потом, но он бы не стал стрелять в Славку. И Цой это понимал. У него был ядерный чемоданчик, а применить его он не мог.

– Он не имел права, – сказал Майя, – он не имел права жить со мной, а спать с какими-то тварями. А меня он был готов убить за то, что я сижу с Джеком в ресторане.

В гостиной повисла тишина. Что Денис мог сказать? Что эта была часть культуры таких людей, как Бельский? Что для них это было естественно, это даже не было изменой? Любовницу – нет, любовницу Бельский бы себе никогда не завел, Денис в этом был уверен. А баня, день рождения… ну, это просто как чистить зубы.

Тот кодекс, по которому жили Бельский и Цой, да и он, Денис Черяга, слишком отличался от того, по которому жили американцы, интеллигенты и советские люди. По этому кодексу Бельским мог спать с проститутками, а Майя не могла поужинать с Джеком. И тут уж ничего не поделаешь. И вряд ли кто-нибудь из родственников Майи или партнеров Бельского заинтересован в том, чтобы помирить этих двоих, а сами они никогда не помирятся.

На столе зазвонил небрежно брошенный Денисом мобильник. Денис надеялся, что это перезванивает Извольский. В мобильнике играла далекая музыка, слышались какие-то голоса, и когда Денис понял, кто это, он быстро вышел в коридор.

Когда Денис закончил разговор и обернулся, позади него стояла Майя..

– Это он?

Денис промолчал.

– Это он?! Возьмите меня с собой!

– Майя, я конечно не могу взять тебя с собой, – сказал Денис.

Когда, спустя десять минут, Денис садился в машину, Майя внезапно сбежала к нему со ступенек.

– Денис, – сказала Майя, – скажите ему… скажите, что у него будет ребенок.