тебя, а через тебя дороже. Твой бизнес только нами держится, и ты его хочешь сохранить как свой бизнес?

– Фаттах, Степан мне обещал…

– Да что Степан понимает в бизнесе! – резко сказал Фаттах.

Горный молча поднялся и покинул казино.

Понедельник начался для Сергея Ахрозова с очередной склоки. С утра не было начальника ремонтного цеха – сучонок вчера напился и сорвал совещание, ночью кто-то разорил оставленный без присмотра БелАЗ, и вдобавок от энергетиков пришло очередное письмо, в максимально хамских выражениях утверждавшее, что комбинат просрочил платежи за электроэнергию аж на два дня.

Ахрозов созвал совещание и велел ни с кем ни соединять, а когда совещание кончилось, оказалось, что ему звонил мэр и что Люба этого не передала.

Ахрозов вызвал Любу в кабинет и начал на нее орать.

– Какого…? – орал Ахрозов, – есть список людей, с которыми я разговариваю при любых обстоятельствах! Ну и что что никого не соединять? К Аркадьеву это не относится! Как можно так работать?

С крупного продолговатого лица Любы уже готовы были сорваться первые слезы.

– Почему в предбаннике все время накурено? – продолжал Ахрозов, – Что значит: я запретил отлучаться с рабочего места? Ты бы еще на рабочем месте еб…

В этот момент раздался осторожный стук в дверь, створка ее приотворилась, и в кабинет просунулась мордочка Насти.

– Ой, Сергей Изольдович, – сказала она, – а вы заняты? А то мне сказали, что вы заняты…

Ахрозов покраснел, и непроизнесенное окончание фразы застряло у него в глотке.

– Ладно, Люба, иди, – сказал он.

– А вы?

– А я девушке обещал комбинат показать, – сказал Ахрозов.

Люба сглотнула слезы и вышла, стараясь не смотреть на молодую сестренку начальника службы безопасности.

Экскурсия вышла интересной, потому что жизнь для Насти вообще была интересная штука. Сначала машина долго-долго ехала между белых барханов, которые изумительно подошли бы для съемок фантастического фильма, – это были отвалы комбината.

Отвалы, перерезанные следами грузовиков, простирались на несколько километров, время от времени на пути возникали насосная станция или линия электропередачи, и тогда Ахрозов вылезал из машины, заходил на станцию и придирчиво инспектировал каждый гвоздь. При виде его рабочие немедленно принимались работать, и Ахрозов тут же начинал кричать.

На самом комбинате шум был ужасный. Гигантские мельницы вращались, как колеса судьбы, железные поручни над железным полом были покрыты жирным черным осадком, и когда Ахрозов зашел на склад, рабочие бросились тушить на складе свет.

– Раньше надо было экономить свет, когда я не пришел, – сказал Ахрозов, – а теперь что? Я вон человеку хочу склад показать.

Но, против обыкновения, не ударил мастера и даже не выругал его.

Потом завод кончился и началась природа. Черный джип Ахрозова миновал карьеры и железнодорожную станцию, и наконец поехал вдоль неширокой в этих местах Туры. Река текла в глубоком овраге, обросшем со всех сторон кустами и елями, и из оврага оглушительно трещали лягушки. В овраге было холодней, чем вчера в степи, зелень на земле уже истлела, и среди облетевших кустов горели гроздья рябины.

Потом река раздалась и превратилась в дивной красоты пруд. На другом его берегу из-за кедров и елей выглядывали роскошные каменные дачи, и на причале качались две белобоких яхты: Богоявленский пруд считался одним из красивейших мест региона. Несколько самых богатых людей области, в том числе Афанасий Горный, обустроили здесь свои резиденции.

– Ой, ежевика! – вскрикнула Настя и сбежала с дороги, вниз, туда, где на длинных буро-зеленых плетях ежевики виднелись черные крупные ягоды.

Кусты ежевики расползлись по старой плотине, отделявшей пруд от Туры. Приглядевшись, Настя заметила остатки огромного железного колеса, а с другого края плотины – кирпичный вытянутый дом с выбитыми окнами и датой, выложенной под самой крышей: 1893. Сквозь трещины в плотине сочилась вода.

Ахрозов, спустившийся вслед за ней, стал озабоченно трещины разглядывать.

– Это что? – спросила Настя.

– Старая электростанция, – ответил директор. – Здесь еще Синебрюховы построили целый каскад электростанций. Первый каскад в России, тут же тоже тогда руду добывали. На Богоявленке.

– А почему их забросили?

– Невыгодно. Река небольшая, сейчас совсем другие мощности нужны. Во-он, внизу у Нижнесушинки еще одна плотина.

Ахрозов стоял совсем близко от Насти, сильные его пальцы с изъеденными ногтями взяли Настю за плечи и развернули в сторону далекой, запрятанной за деревьями и дымкой Нижнесушинки, и на Настю мгновенно пахнуло мужским потом из-под кожаной куртки. Запах был нерезкий, даже приятный.

Настя старательно приподнялась на цыпочки, обхватив руками кирпичную кладку, так, чтобы ее короткая юбка взъехала как можно выше, но так никакой плотины и не увидела. Когда она обернулась, она увидела, что Ахрозов смотрит не на нее и не под юбку, а спрыгнул под откос, и озабоченно изучает трещины в плотине.

– Что такое? – спросила Настя.

– Да ничего. Мэр, сучонок. В прошлом году списал триста тыщ баксов на ремонт плотины, где тут ремонт? Тут ежевика, а не ремонт.

– А надо – ремонт?

– Конечно, надо, – буркнул Ахрозов, – рухнет, так мало не покажется. А мы, между прочим, Богоявленку хотим купить. Там руда хорошая, а директор урод.

Настя снова приподнялась на цыпочки, выглядывая Богоявленку, которую хотели купить. Ничего не выглядела: однако на этот раз Ахрозов глядел уже не на плотину, а на нее, и вдобавок стоял внизу. Загляделся так, что поскользнулся и проехал два метра вниз по бетонному, заросшему мелким вьюном откосу.

Когда они поднялись к шоссе, Ахрозов приказал водителю ехать обратно. Дорога вскоре отвернула от Туры и пошла вдоль рельс. Снова вода показалась только через двадцать километров.

Теперь это была уже не река, а огромный пруд в оправе из вековых сосен, со строгой и черной водой, похожей на зеркало, в которое ночью глядятся пролетающие над землей спутники.

По ту сторону пруда начинались низкие осыпавшиеся горы, и роскошная мраморная лестница поднималась к пансионату «Иволга». Дорога в это месте ветвилась, уходила на дамбу, и тут только Настя заметила, что впереди еще один пруд, расположенный гораздо выше и отделенный от нижнего шестиметровой высоты плотиной.

– А зачем эти пруды? – спросила Настя.

– Это шламохранилища, – с немедленной готовностью отозвался Ахрозов. – Сашка, останови машину. Или нет, у первого пруда останови.

Спустя пять минут черный джип притерся к бровке дамбы, и Настя с Ахрозовым вышли из машины. Дорога в этом месте дамбы была узкая, по ней с трудом мог проехать тяжелогруженый грузовик.

Третье шламохранилище был совсем уже некрасивый пруд, с бетонным бордюром вдоль дороги и серо- зелеными берегами. Вода в нем была беловатая и мутная.

– Всю работу по очистке руды на комбинате делает вода, – сказал Ахрозов. – Это замкнутый цикл. Грязная вода сбрасывается вот в этот пруд. Она со шламом, то есть с пустой породой. Здесь вода отстаивается, шлам уходит на дно, а вода сбрасывается во второй пруд. Там она отстаивается снова, а в третий пруд она уже идет совсем чистая. Оттуда через насосы она снова идет на комбинат.

По дороге, вслед за директорской машиной, подъехал тяжелогруженый КамАЗ и остановился, опасаясь