По стеклам машины ползли дождевые капли, вокруг неровной, страшно деформированной воронкой простирался желто-серый котлован со склонами, нарезанными серпантином, и чахлыми березами далеко наверху.

Джип приостановился, разъезжаясь с БелАЗом. С соседнего языка породы хлестала вода. Водители часто мыли здесь машины.

– Останови, – сказал Ахрозов.

Джип остановился, и директор, как был, в свитере и штанах, полез под водопад. Ахрозов стоял там минут пять, а потом вернулся в машину, продрогший и мокрый. Когда он вытащил мобильник и попытался позвонить, оказалось, что тот издох.

Сергей Ахрозов вернулся в заводоуправление через полчаса, предварительно заехав домой переодеться. В предбаннике его ждали посетители, но Ахрозов запускать их не стал, а бросил секретарше Любе:

– Я занят.

Прошел в кабинет и дважды повернул в двери ключ.

На столе зазвонил селектор.

Селектор в кабинете Ахрозова был старый, обустренный еще в 60-х годах, когда партия и правительство объявили Павлогорск ударной комсомольской стройкой, и на потемневшей от времени панели до сих пор можно было различить надписи, гласящие: «горком», «горисполком», «1-й секретарь обкома». Тут же стояла вертушка, обеспечивавшая непосредственную связь с Москвой.

Ахрозов подождал, пока селектор умолкнет, подошел к небольшому сейфу, стоящему в углу, и отпер его. В сейфе лежали разноцветные папки с бумагами и пачки американских денег – на всякий оперативный случай. Ахрозов отодвинул бумаги и деньги, запустил руку вглубь сейфа и вытащил оттуда спичечный коробок и алюминиевую, слегка почерневшую от огня ложку.

В коробке был запаянный пластиковый пакетик, а в пакетике – белый порошок. Порошка было много. Его было так много, что если бы Ахрозов попался с порошком, ему бы полагался срок отнюдь не за употребление, – а за хранение оптовой дозы наркотика.

Ахрозов еще раз заглянул в сейф и вынул оттуда упаковку одноразовых шприцов. Одинаковых пластиковых трубочек со сверкающей иглой, по острию которой пролегала дорога в рай. Единственное, чего не боялся никогда Ахрозов – так это заразиться какой-нибудь гадостью. Генеральный директор Павлогорского ГОКа кололся только одноразовыми шприцами и употреблял их только один раз.

Телефон зазвонил снова – на этот раз мобильный. Каким-то образом он ожил после душа. На дисплее высветился тот же номер, с которого намедни звонил Анастас. Ахрозов нажал «отбой» и отключил телефон.

Генеральный директор выложил перед собой пакетик с героином, упаковку шприцов и ложку, сел и долго смотрел на героин застывшими, ничего не выражающими глазами. По экрану компьютера ползли таблицы – огромный комбинат отчитывался перед директором в сделанном и несделанном. За окном между двумя рамами жужжала муха.

Ахрозов сидел минут пять. Потом он пододвинул к себе графин с водой, неспешно вспорол пакет с героином и высыпал его в воду. Получившееся пойло он тщательно взболтал и вылил в туалет. Прополоскал графин и снова опорожнил его.

Упаковку со шприцами он сунул во внутренний карман куртки. Шприцы было проще всего выкинуть где- нибудь по дороге или в ресторане. В конце концов, в туалет их не спустишь, а сами по себе криминальной уликой шприцы не являлись.

Потом Ахрозов нажал на кнопку селектора и сказал секретарше:

– Где там баба, которая насчет ребенка и матпомощи на операцию? Пусть заходит.

Героин, который Ахрозов вылил в канализацию, стоил около двух тысяч долларов. Чернорабочему на ГОКе надо было работать год, чтобы заработать такие деньги.

Этим вечером Извольский заехал на дачу к одному своему приятелю – заместителю министра путей сообщения. Они обсуждали новую кандидатуру на пост начальника Черловской железной дороги.

Потом Извольский остался на обед, и отобедать к заместителю министра заехал его сосед по даче – глава банка «Ивеко» Александр Арбатов.

Александр Арбатов и Вячеслав Извольский ненавидели друг друга. Арбатов был банкир, Извольский – производственник. В самом начале приватизации Арбатову приглянулся Ахтарский металлургический, однако его довольно грубо попросили вон и в дальнейшем отказывались от сотрудничества.

Арбатов пытался влезть на комбинат и тем и этим боком, успел порядочно нагадить металлургам в бытность свою вице-премьером, – да так, что после одного из заседаний чрезвычайной комиссии по долгам Извольский отыскал его в респектабельном ресторане и набил Арбатову морду.

Спустя год после этой драки три липовых фирмы, формально принадлежавшие заму Извольского, увели у стального короля семьдесят пять процентов акций комбината, машину самого Извольского нашпиговали из двух автоматных рожков, и отбиться от банка Извольский сумел только благодаря хладнокровной изворотливости, приправленной изрядной дозой удачи.

Поединок с Извольским не прошел Арбатову даром. Все знали, что олигарх Арбатов вонзил было зубы в Ахтарский металлургический – и вынужден был выпустить жертву, поскольку по зубам ему дали, и крепко дали. Служба безопасности Арбатова распустила по рынку слухи, что Извольский не столько отбился, сколько откупился, заплатив Арбатову дань в пару сотен миллионов долларов.

Но слух вышел чрезвычайно некстати, его услышал один из крупных кредиторов банка, человек нефтяной и авторитетный, и потребовал этих денег в возмещение своих убытков. Так и вылезла правда о том, что Извольский отбился от Арбатова бесплатно, а значит – имеет на него какой-то чрезвычайный даже по нынешним временам компромат.

Словом, вся эта история банк ослабила до крайности и послужила причиной некоторого его политического заката.

– Добрый день, Вячеслав Аркадьич, – спросил Арбатов, – как здоровье?

– Вашими молитвами.

Арбатов вышел в сад, указал рукой на плетеный стул и сам сел напротив.

– Вчера я встречался с Альбиносом, – сказал банкир, – он предложил мне уступить права на те старые оффшорки. На которых висят спорные акции вашего комбината.

– Во-первых, эти оффшорки не имеют никаких прав на акции комбината, – ответил Извольский, – во- вторых, они принадлежат нам.

– Тем не менее Альбинос был готов купить ситуацию. И отспорить продажу.

– И за сколько?

– Альбинос предложил мне предоставить ему право судиться за эти оффшорки, а прибыль – пополам.

– А ты? – спросил в упор Извольский.

– Я сказал, что не подписываюсь.

«Шиш бы ты не подписался, – подумал про себя Извольский, – если бы у меня в сейфе не лежали показания посланного тобой киллера. Ты бы урчал от удовольствия, как кот, которого наконец-то допустили к сметане, вы бы вдоем устроили охоту на мой комбинат, а потом, раздодрав меня и мой холдинг, вы бы передрались за добычу».

– Спасибо, что поставил в известность, – сказал Извольский.

– Всегда рад сотрудничеству, – ответил Арбатов.

Легко поднялся со стула и через мгновение исчез за зеленью дорожки.

День без наркотика был невыносимо долог.

Ахрозов обнаружил, что он совсем не может есть. Зато все время хотелось сладкой газировки: директор выпил несколько поллитровых бутылочек «Пепси» и «Фанты» и послал секретаршу за новой порцией.

Ахрозов знал, как это будет: он уже дважды пытался избавиться от наркозависимости.

Впервые наркотики он попробовал в тюремной камере – той самой камере, в которую губернатор засадил непокорного директора Карачено-Озерского ГОКа. Раскрашенный, весь в перстнях, уголовник, почти насильно вколол ему шприц, и Ахрозов так до конца и не знал, был ли тот уголовник просто барыгой,