По первоначальному плану президент должен был играть в паре со своим сыном, а Панков – в паре с прокурором Махриевым. Махриев и вышел бы на поле, но после отставки его увезли в больницу с сердечным приступом. В итоге играющих разбили на тройки, и Панков оказался в одной тройке с президентом и Гамзатом.
Когда Панков вышел на поле, турнир давно начался.
Гамзат и президент Асланов ждали его у первой лунки. Лунка была оцеплена, как площадь в разгар демонстрации.
Гамзат стоял на стартовой площадке, опираясь на клюшку, и его худые ноги торчали из широких клетчатых шорт. Ахмеднаби Асланов, в длинных белых брюках и кремовой рубашке с воротничком, радушно обнял Панкова. Полпреду вовсе не улыбалось играть в одной тройке с президентом. У его охранников в карманах была специальная дырка, через которую они выкидывали мячик на поле, если мячик улетал куда- то не туда.
Первая лунка была довольно простой. Панков прошел ее за три удара, как и полагалось, а Гамзату Асланову понадобилось пять. Он явно волновался, а гольф – это не тот спорт, когда волнение идет на пользу.
На второй лунке дела пошли еще хуже. Мячик Гамзата улетел в ущелье, и тот даже не обратил на это внимания. После удара Гамзат отошел в сторону и о чем-то зашептался с начальником собственной охраны. Панков с удивлением заметил, что охраны стало вдвое больше: они облепили мост, как мухи, а Гамзат вдруг резко повернулся и ударил Шапи по щеке.
И тут, к своему изумлению, Панков увидел Ниязбека. Он шел по песчаной дорожке, в белой футболке и джинсах, совершенно без охраны, и, только когда Ниязбек подошел ближе, Панков заметил у него за поясом «Макаров».
Ниязбек подошел к стартовой площадке, где стояли президент республики и его сын, и лицо Гамзата при виде Ниязбека стало совершенно серым. Правый глаз слегка задергался.
– Ниязбек, – спросил Панков, – какими судьбами? Неужели ты будешь играть в гольф?
– Да, – ответил Ниязбек, – хочу попробовать. У вас тут есть мальчик, который носит клюшки…
– Кэдди, – сказал Панков.
– Нет, Бусик, – поправил его Ниязбек, – пусть этот Бусик принесет мне клюшки.
Повернулся и посмотрел на Гамзата.
– Я не сторож здешней обслуге, – сказал Гамзат, и лицо его окаменело.
Ниязбек пожал плечами и подошел к мешку для клюшек, который принадлежал Панкову. Мешок был здоровенный, красный с белой замшевой полосой, на двух колесиках. Ниязбек выбрал самую длинную клюшку, укутанную в шерстяной футляр с надписью Winner's Cap, снял футляр и вытащил титановую кочергу из мешка. Аварец недоуменно повертел клюшку в руках, так, как будто хотел понять, где у нее курок, а где приклад.
– Я пойду поучусь играть, – сказал Ниязбек, и голос его был очень вежлив и спокоен, – а этот Бусик пусть потаскает за мной клюшки.
Панков сопоставил в уме появление Ниязбека с беспрецедентными даже для республики мерами безопасности, и результат ему не понравился чрезвычайно.
– В чем дело? – резко спросил полпред.
Гамзат исподлобья переводил взгляд с Панкова на Ниязбека. Какой-то миг Панкову казалось, что он сорвется, но внезапно Гамзат улыбнулся совершенно обезоруживающе и кивком головы подозвал своего начальника охраны.
– Шапи, – сказал Гамзат, – разыщи этого Бусика и принеси нашему гостю одежду, чтобы он не позорил республику перед москвичами. А то он не знает, что в гольф не играют в джинсах и рубашке без воротничка.
Прошло десять дней с момента образования Контртеррористического штаба, и первоначальная неуверенность, охватившая было Панкова, сменилась почти эйфорией.
За это время в республике не произошло ни одного убийства крупного чиновника; ни одной разборки с участием автоматчиков; ни одной демонстрации по случаю увольнения или ареста какого-нибудь влиятельного убийцы.
Половина чиновников республики, опасаясь проверок на улицах больше, чем киллеров, поставили на прикол свои бронированные машины; некоторые даже начали ходить пешком.
В первую же ночь по введении чрезвычайного положения наряд саратовского ОМОНа остановил двух милиционеров, которые на угнанной «шестерке» везли фугас. Милиционеры испугались и нажали на газ. Наряд начал стрелять им вслед, машина перевернулась, и фугас сдетонировал. Один из милиционеров вылетел перед взрывом из машины и остался жив. Из его показаний стало ясно, что террористы к фугасу не имели отношения: он предназначался для начальника Госрыбнадзора, а сам милиционер был внучатым племянником его зама.
Группа сибиряков из спецназа «Кондор» получила задание проверить старые хрущевки на юго-востоке Торби-калы. В одной из квартир их встретили выстрелами. Группа подождала подкрепления, запустила троих человек на крышу и ворвалась в квартиру, высадив дверь детонирующим шнуром.
Как оказалось, это была ошибка. Квартира была отлично укреплена именно на этот случай, а в стене ее был проделан лаз через две соседние квартиры в другой подъезд. Когда сибиряки сорвали хлипкую деревянную дверь, за ней обнаружилась вторая, бронированная. А едва снесли и ее – мощный взрыв разворотил полподъезда. Пятеро сибиряков было убито, трое ранено, а из боевиков погиб только один – тот, который поймал пулю при первом контакте. Все остальные заминировали помещение и ушли через соседние квартиры.
На следующий день те же сибиряки напоролись на засаду в новенькой десятиэтажке. На этот раз они не стали выпендриваться, выгнали из дома всех жителей и разнесли квартиру выстрелами из танка. Среди трупов потом обнаружили десятилетнего мальчика. Он сидел у окна, сжимая в руках снайперскую винтовку длиннее его самого.
Панков был шокирован и вызвал командира сибиряков на разбор.
– Что вы себе позволяете? – заорал он.
– Да я, чтобы своих ребят спасти, десять ихних домов взорву, – ответил сибиряк.
– Что значит – ихних домов? – взорвался Панков. – Вы что, на оккупированной территории? Это что, уже не Россия? Вы что, в своем Красноярске тоже дома будете из танков расстреливать?
– Что-то я не припомню в Красноярске десятилетних щенков с автоматом, – ответил полковник.
Но особенно отличилась группа спецназа «Юг».
Панков был категорически против того, чтобы делать людей Арзо главным, по сути, боевым подразделением Контртеррористического штаба. Но его переубедил Гена Шеболев. Шеболев сказал:
– Если горы будет зачищать Арзо, будут ненавидеть Арзо. Если горы будут зачищать русские, будут ненавидеть русских. Пусть лучше ненавидят чеченов.
От аргумента этого сильно несло средневековой Италией и политикой «разделяй и властвуй», и он был совершенно справедлив. Группа Арзо, с приданными ей вертолетами и БТРами, прошлась по республике, выгоняя боевиков из родных сел и выковыривая их НУРСами из ущелий.
В одном из сел Арзо планировал арестовать одного из подручных Арсаева, третий год работавшего замначальником отдела собственной безопасности МВД. Поговаривали, что именно на его машине Арсаев безнаказанно перемещался по Торби-кале. Парень сбежал в горы, Арзо взял в заложники всю его семью и пригрозил, что убьет его сыновей одного за другим, если тот не сдастся. Парень подумал и сдался через шесть часов. Его пристрелили, едва он появился на пороге собственного дома.
На следующий день после перестрелки, вернувшись в резиденцию, Панков обнаружил у себя в кабинете любительскую кассету формата VHS. Она была прислана курьером из МВД в пакете с пометкой «Срочно», и Панков автоматически сунул ее в видеомагнитофон. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он видит. Несколько лет назад прямо из самолета в Торби-кале украли полномочного представителя президента по Чечне. На пленке было показано, что произошло с ним потом. Начиная с того момента, когда его вывезли в горы, и кончая тем, когда его задушили.
Тот факт, что кассета прибыла с правительственным курьером, произвел на Панкова такое впечатление, что на следующее же утро он отправил дочь в Англию.
