Он слышал мелодичный лепет ручьев, и шорох густой травы на их берегах. Он видел деревья. Их тут были тысячи, самых разных. Деревья с широкими листьями шелестели на ветру. Впервые в жизни Нирок видел деревья с желтыми и красными листьями. На некоторых деревьях вообще не было листьев, зато их длинные тонкие ветви золотыми струями склонялись до самой земли. Такие деревья росли по берегам многочисленных озер, и золотые ветви, касаясь поверхности воды, издавали негромкие певучие звуки.

Нирок сразу решил, что останется здесь навсегда. Здесь будет его новый дом. Он объяснит здешним совам, кто он такой. Они поймут его, они поверят, что он не имеет ничего общего со своими родителями и со всеми другими Чистыми.

Нирок чувствовал, что стоит на пороге нового мира и новой жизни. Он больше не будет жить днем и прятаться по ночам. Он вступит в чудесный ночной мир, и будет жить, как подобает всякой сове. Он подружится со здешними совами, будет летать, охотиться и жить вместе с ними.

Но сейчас было уже поздно, и ночь постепенно сменялась рассветом. Лучше ему передохнуть до Первой Тьмы. Нирок просто не мог дождаться наступления новой ночи — и новой жизни.

Он решил отложить до вечера поиски подходящего дупла в одном из этих прекрасных высоких деревьев. Ему не хотелось совать клюв в уже обжитые гнезда, где матери поют колыбельные песни своим птенцам. Нужно было набраться терпения и подыскать себе на первое время жилище поближе к земле. И сделать это лучше поскорее.

Ночь выдалась невыносимо душная, в воздухе полыхали зарницы, предвещая скорую грозу. Воздух загустел от предчувствия надвигающегося ливня. Необходимо было как можно скорее найти убежище от непогоды. Нироку не пришлось долго искать, на первой же поляне он увидел сразу несколько громадных пней с прогнившей сердцевиной. Что ж, лучшего убежища на один день ему было не найти.

Нирок облюбовал себе отличный старый пень, укутанный толстым слоем мха и папоротников. Забравшись внутрь, он услышал, как высоко над его головой, мама-сипуха рассказывает своим птенцам легенду Огненного цикла. Нирок начал клевать клювом, но вдруг встрепенулся.

— …вот так первый угольщик по имени Гранк стал наставником короля Хуула.

Нирок мгновенно стряхнул с себя сон. Он с самого начала знал, что между Гранком и Хуулом существовала какая-то связь!

— Вы, мои хорошие, прекрасно знаете, как начинается история про нашего короля Хуула, — певуче проговорила мама-сипуха. Нирок приободрился. Он уже знал, что сейчас скажет рассказчица. Ему очень нравились начальные слова этой прекрасной легенды:

«Когда-то давным-давно, когда совиных царств еще в помине не было, а на земле кипели бесконечные войны, в краю Великих Северных Вод появилась на свет сова по имени Хуул…»

Но сейчас мама-сипуха рассказывала детям историю, которую Нирок никогда раньше не слышал. Он даже не знал, из какого она цикла — Огненного или Ратного. Голос совы прекрасной музыкой звучал в ночи:

— Вы знаете, что очень многие боялись появления Хуула и стремились не допустить его рождения. Один из демонов хагсмира был послан на землю, чтобы уничтожить яйцо, из которого должен был появиться царственный птенец. Отец Хуула был убит за несколько дней до того, как малыш вылупился из яйца. Умирая, он успел сказать: «Разыщите моего старого наставника по имени Гранк, он знает, что нужно делать. Отдайте яйцо Гранку. Пусть он позаботится о нем и вырастит моего птенца, как своего собственного. Тяжелые времена наступают…» И мать Хуула поняла, что ее супруг был прав. Матери легче умереть, чем расстаться со своим птенцом до его рождения, но…

— Мама! — перебил маму-сипуху писклявый голосок одного из совят. — Ты ведь так никогда не сделаешь?

— Как так? Если бы я знала, что вам грозит смертельная опасность, я бы нашла в себе силы отдать вас.

Нирок просто ушам своим не верил. До сих пор он даже не знал о существовании этой части цикла и впервые слышал, что Хуул был отнят у матери и выращен Гранком.

— А дальше, что было дальше? — проухал совенок постарше. — Птенец стал угленосом, как Гранк?

— А Сорен тоже угленос, да? — снова пропищал самый маленький совенок.

И снова Нирок вздрогнул от неожиданности. «Сорен — угленос?! Мой дядя угленос?»

— Теперь расскажи, как Хуул нашел Уголь Хуула! — потребовали сразу двое совят.

— Это долгая история, уже поздно, — запротестовала мать.

— Ну, мамочка, ну, пожалуйста! — запищали птенцы, и Нирок крепко стиснул клюв, чтобы не присоединиться к их просьбам.

За время жизни в Темном лесу он успел узнать, что маленькие совята никогда подолгу не думают об одном и том же, поэтому завтра они могут попросить рассказать им совсем другую сказку. Тогда Нироку придется ждать целую вечность, прежде чем мама-сипуха вспомнит об Угле Хуула. Но Нироку нужно было во что бы то ни стало узнать эту легенду.

Он чувствовал, что история об Угле Хуула имеет какое-то отношение к его собственной жизни, вот только какое? К сожалению, в эту ночь ему снова не повезло. Время сказок закончилось, и мама-сипуха пожелала птенцам спокойного сна. Что ж, значит, ему придется остаться в этом пне еще на один день, чтобы услышать продолжение легенды.

Нирок устало закрыл глаза и приготовился уснуть. Серая рассветная мгла уже начала просачиваться сквозь трещины пня.

«Уголь Хуула был спрятан в давние-стародавние времена, и спрятал его угленос по имени Гранк. Но Сорен-то и сейчас живет на свете, значит, угленосы есть и в наши дни, — сонно подумал Нирок. — Когда- нибудь я отправлюсь на Великое Древо, разыщу своего дядю Сорена и тоже стану носить в клюве угли…»

«Никогда ты им не станешь!» — громко крикнул чей-то голос в его голове.

Нирок испуганно открыл глаза и увидел серую тень, скрывшую лучи просыпающегося солнца. Рассветный ветерок всколыхнул клочья тумана, они расплелись длинными сизыми нитями, а потом снова соткались воедино.

Желудок у Нирока превратился в кусок льда, когда тень стала принимать уже знакомые очертания металлической маски. Сначала появился хищно изогнутый клюв, потом — пустые провалы глазниц. В тот миг, когда солнце показалось над горизонтом, и рассвет кровавым желтком растекся по небу, маска засияла огненно-красным, свирепым светом. Металлический клюв зашевелился, цедя жестокие слова:

«Не станешь!»

Никогда в жизни Нирок не испытывал такого ужаса. Он словно оцепенел, чувствуя, как земля уходит из-под его лап.

Внезапно небо над его головой раскололось грохотом, и молния озарила лес. В следующий миг послышался страшный треск, и Нирок услышал отчаянный совиный крик, доносившийся с того самого дерева, где мама-сипуха совсем недавно рассказывала своим птенцам легенду о пришествии Хуула.

Лес наполнился хлопаньем крыльев, это перепуганные птицы спешили покинуть опасное место. Даже пень, в котором устроился Нирок, казалось, пришел в движение. Крысы, змеи, белки, мыши и насекомые в панике мчались прочь в поисках спасения. Повсюду слышался оглушительный треск и шипение пожираемой огнем сухой древесины. Лес заполыхал. И только Нирок оставался неподвижен посреди всей этой паники.

Едва увидев огонь, он замер, словно загипнотизированный и уже не отрывал глаз от танцующих языков пламени.

Странные тени колыхались в огне. Уже знакомые Нироку четырехлапые существа выскочили из густого тумана, клубившегося в самом его сердце. Они прыгали в дыму и пламени, и глаза их горели неистовым зеленым светом.

Температура стремительно нарастала, но Нирок не чувствовал жара. С ним случилось самое страшное, что бывает с молодыми неопытными угленосами, очарованными жуткой красотой пламени. Старики называют такое состояние огненным ослеплением.