только держал руки на моей шее. Долго держал. А Атхо время от времени брал в руки телефон и с кем-то разговаривал. Он говорил по-русски. Затем вдруг сказал, что со мной хочет говорить Зала, и поднес трубку к моему уху.
— Что сказал Зала?
— Он только сказал, что надеется, что я выполню то, о чем меня просит Атхо. Он спросил, хочу ли я по-прежнему выйти из игры. Я обещал ему, что поеду в Таллинн и заберу там машину с амфетамином. А что я мог поделать?
Лисбет молчала и только задумчиво смотрела на рассопливившегося журналиста, который стоял перед ней в петле. Казалось, она погрузилась в свои мысли.
— Опиши его голос.
— Не… не знаю… Обыкновенный голос.
— Низкий голос, высокий голос?
— Низкий. Будничный. Грубый.
— На каком языке вы разговаривали?
— На шведском.
— Акцент?
— Да, кажется, был немного. Но он хорошо говорил по-шведски. С Атхо они говорили по-русски.
— Ты знаешь русский?
— Немножко. Не говорю свободно. Совсем немножко.
— Что говорил ему Атхо?
— Он только сказал, что демонстрация состоялась. Больше ничего.
— Ты кому-нибудь об этом рассказывал?
— Нет.
— Дагу Свенссону?
— Нет… Нет…
— Даг Свенссон был у тебя?
Сандстрём кивнул.
— Не слышу.
— Да.
— Почему?
— Он знал, что у меня… есть проститутки.
— Что он спросил?
— Он хотел знать…
— Ну!
— Про Залу. Он спрашивал про Залу. Это было его второе посещение.
— Второе?
— Он вышел со мной на связь за две недели до своей смерти. Тогда он пришел в первый раз и еще раз за два дня до того, как ты… как он…
— До того, как я его застрелила?
— Да, именно так.
— И тогда он спросил тебя про Залу.
— Да.
— Что ты ему рассказал?
— Ничего. Я не мог ничего рассказать. Я признался, что говорил с ним по телефону. Но и только. Я ничего не рассказывал ни про белокурого великана, ни про то, что они сделали с Густафссоном.
— О'кей. Повтори точно, о чем спрашивал тебя Даг Свенссон?
— Я… Он только хотел знать про Залу. Больше ничего.
— И ты ничего не рассказал?
— Ничего существенного. Я же ничего не знаю!
Лисбет Саландер немного помолчала. Он о чем-то умалчивает. Она задумчиво покусала губы. Ну конечно!
— Кому ты раньше рассказывал о посещении Дага Свенссона?
Лисбет выразительно повела из стороны в сторону электрошокером.
— Я позвонил Харри Ранте.
— Когда?
Он сделал глотательное движение.
— В тот же вечер, как Даг Свенссон впервые побывал у меня дома.
Она продолжала расспрашивать его еще полчаса, но скоро поняла, что он повторяется и не может добавить к сказанному ничего, кроме мелких подробностей. Наконец она встала и положила руку на протянутую веревку.
— Ты, наверное, самый жалкий мерзавец из всех, каких мне приходилось встречать, — сказала Лисбет Саландер. — За то, что ты сделал с Инесс, ты заслуживаешь смертной казни. Но я обещала, что оставлю тебя в живых, если ты ответишь на мои вопросы. Я всегда держу свои обещания.
Она нагнулась и развязала узел. Пер-Оке Сандстрём рухнул на пол, будто куча тряпья, и испытал облегчение, близкое к эйфории. Лежа на полу, он видел, как она поставила на его диванный столик скамеечку, влезла на нее и сняла с потолка блок, смотала веревку и засунула ее в рюкзак. Затем она ушла в ванную и пробыла там десять минут. Он слышал, как течет вода. Когда она вернулась, на ее лице уже не было краски.
Лицо было чисто отмыто и выглядело обнаженным.
— Отвязываться будешь сам.
Она кинула на пол кухонный нож.
Потом она еще долго возилась в прихожей. Вероятно, переодевалась. Наконец он услышал, как отворилась и затворилась дверь и щелкнул замок. Только через полчаса ему удалось освободиться от изоляционной ленты. И только сев на диван в гостиной, он обнаружил, что она забрала с собой его «Гавернмент».
Лисбет Саландер вернулась к себе на Мосебакке только в пять часов утра. Она сняла парик, который носила как Ирене Нессер, и тотчас же легла спать, не включив перед тем компьютер и не проверив, разгадал ли Микаэль загадку с исчезнувшим полицейским делом.
Уже в девять утра она проснулась и посвятила весь день поискам информации о братьях Атхо и Харри Ранта.
В криминальном регистре у Атхо Ранты оказался мрачный послужной список. Он был гражданином Финляндии, но родился в Эстонии, в Швецию он прибыл в 1971 году. С 1972-го по 1978 год он работал плотником Сконских цементных мастерских, но был уволен при попытке совершить кражу на стройке и приговорен к семи месяцам тюрьмы. С 1980-го по 1982 год он работал в значительно меньшей строительной фирме, но его выгнали оттуда за появление на рабочем месте в нетрезвом виде. Затем он до конца восьмидесятых годов зарабатывал себе на жизнь сторожем, техником предприятия, обслуживавшего котельные, мойщиком посуды и школьным охранником. Отовсюду его в конце концов выгоняли либо за пьянство, либо за драки или скандалы. На должности школьного охранника он продержался всего лишь несколько месяцев, после чего одна из учительниц обвинила его в грубых сексуальных домогательствах и угрозах.
В 1987 году он был приговорен к выплате штрафа и нескольким месяцам тюремного заключения за кражу автомобиля, пьянство за рулем и торговлю крадеными вещами. Через год был осужден за незаконное владение оружием. В 1990 году был приговорен за нарушение нравственности, но характер нарушения в регистре не уточнялся. В 1991 году ему предъявили обвинение в угрозах, но суд его оправдал. В том же году его штрафовали и приговаривали к условным срокам за контрабанду спиртного. В 1992 году он отсидел три месяца за нанесение побоев знакомой девушке и угрозы, высказанные в адрес ее сестры. Несколько лет он вел себя после этого спокойно, а в 1997 году за торговлю крадеными вещами и нанесение телесных повреждений получил десять месяцев тюрьмы.
