так как в некоторых былинах греческие («царь градские») богатыри — татары, то, видимо, речь тут идет о временах турецкого владычества[130]. К известной западной поговорке «пьет, как тамплиер» добавим слова, которые Алеша Попович говорит своему оруженосцу («паробку»): «А мы с тобой, Екимушка, упьянчивы». Православие богатырей тоже особое — «ученое»: «крест кладут по- писаному, Поклон ведут по-ученому», т. е. как бы выстраивая крест из центральной точки — на все четыре стороны; получается некая тетрактида — динамика деления/созидания мира. Двусоставное черно-белое знамя тамплиеров можно соотнести с манихейским мировоззрением; а вообще, черный, белый и красный цвета — типичные цвета рыцарства, но и в русской былине герой наблюдает развевающиеся в поле белое, черное и красное знамена.

В одном из былинных текстов Алеша прямо выставляется как «пес-рыцарь»: Добрыня таскает его за «желты кудри» — «Дивую я псу милитеньскому!..». Позднелат. milites «рыцари», «Milites templi» — рыцари храма, также название «воинство Христово» — обычный церковный термин, но на средневековом Западе он еще означал некую служилую социальную аристократическую группу, вассалов «1-го уровня» в окружении графов. Вот уж все это никак не похоже на случайно возникшую абракадабру! (все цитаты по: «Былины». Сост. В.И. Калугин. М.: Современник, 1986)[131].

Интересно также сравнить жестовый символ поднятой к небу правой руки, — этот типичный рыцарский жест изображен на одном сохранившемся богомильском надгробии (левая — на поясе); ср. слова из былины («Данила Игнатьевич»), где Богородица дает совет богатырю, как избавиться от железных немецких оков: «Здынь-ко правую ручку выше головы, / Левую ручку ниже пояса». Ср. также восточноевропейский образ Ангела-Хранителя: белые одежды, левая рука на мече, в правой — красный крест или белое знамя с красным крестом. Исследователи, отмечающие обилие богомильских элементов в древнерусской литературе, объясняют их исключительно влиянием болгарской, Охридской, автокефальной патриархии, хотя, как мне кажется, корни лежат гораздо глубже.

Говоря об Илье Муромце, стоит рассмотреть возможные связи с соответствующими западными сюжетами об Илиасе Русском и некоторых других, как исторических, так и литературных, героях. Н.В. Филин в историческом альманахе «Армагеддон» опубликовал на эту тему большую работу (2000; http://histline.narod.ru/index.htm). Он объясняет «происхождение прозвища Олафа… из имени Олег, известного в былинах в форме 'Волья' и сравнивает его с именем 'Элигас-Илиас Русский' из поэмы 'Ортнит' и 'Тидрек-саги'», которое также «носил легендарный основатель династии Жеротинов, русский князь Олег, последний король Моравии [ум. в 967 г.]. Если предположить, что Бурицлав саги — не Болеслав Польский, как считает большинство исследователей, а Болеслав Чешский, а Олий Русский — Олег Муравлении, то все встает на свои места… М.Г. Халанским была предложена гипотеза о происхождении имени муром-ско-го богатыря из скандинавского Helgi через трансформацию этого имени через формы Helgi — Олий, Елья — Илья».

Все это, конечно, гадательно. Какое-то влияние исторического Олега Моравского на великорусский эпос мне лично представляется маловероятным и недоказанным. Но есть у Филина и более интересные рассуждения (http://histline.narod.ru/il06.htm):

«Былина о Вольге Всеславиче и немецкие сказания об Ilias'e von Ruizen восходят к одному источнику — старинным дружинным песням об Олеге Вещем, женитьбе Игоря и походах руссов в хазарские области Тавриды». Филин, через Гйлярова и Халанского, ссылается на сведения, что «жена же ему Ольга, родом плесковитин-ка, дщи князя Тьмуторокана». (Здесь, как уже говорилось ранее, возможны разные толкования: в первой своей части — см. выше — это реальный след реакции на топоним в Нарвском бассейне — Ольгин Крест, а во второй части это с полным основанием можно сравнить с классическим былинно-фольклорным мотивом «невесты героя, как дочери змея или басурманского царя».)

В поэме «Ортнит» Илиас из Руси — дядя и наставник короля Ортнита, правителя Гарды в Ломбардии. Вместе с Ортнитом и его отцом, духом-карликом Аль-берихом, Йлиас совершает военную экспедицию в сарацинские земли против языческого царя Махореля.

Причиной похода стало желание Ортнита заполучить в жены дочь Махореля[132].

Общим местом былины о Вольге Всеславиче и сюжета поэмы «Ортнит» является поход дружины Воль-ги в дальние страны («Царство Индейское»).

В чем прав Халанский, цитируемый Филиным: «Олег летописных преданий добывает для Игоря невесту Ольгу, руководит им в походах, т. е. играет ту же роль, что и Илиас из Руси, при правителе Гарты Орт-ните». Сюда же — Элигас(т) нидерландской поэмы, несправедливо обвиненный Карлом рыцарь, вынужденный заниматься разбоем[133].

Еще А.Н. Веселовский отметил имя Илиаса Русского в норвежской версии саги о Дитрихе Бернском, чей прототип остгот Теодорих Великий был арианином и происходил из рода Амалов (завоеватель Италии, ум. в 526 г.; а в эпосе роль Дитриха сходна с ролью кн. Владимира). Илиас из Руси присутствует и в норвежской «Саге о Тидреке» (созданной около 1250 г., примерно тогда же, что и средневерхненемецкий «Ортнит/д»), там он — сын русского князя Гертнита, владевшего Русью, Польшей, Венгрией, землей вилькинов (т. е. виль-цев-лютичей) и частью Греции. «У конунга Гертнита, — повествует сага, — было два сына от жены, старший звался Озантриксом, младший Вальдемаром, а третий сын, которого он имел от наложницы, звался Илиа-сом» (и у него самого был сын по имени Хертнид).

Вероятно, здесь произошло наложение имени Илиаса на Владимира, «робичича» от Малуши-Амал- фриды. Поздние легенды о церквостроительстве Ильи также перекликаются с деятельностью Владимира (но в нашем сюжете это объяснимо его «тамп-лиерской» деятельностью). Привязка к Гардарикам и Holm-gard в норвежской саге понятна и очевидна, однако многие моменты в германских сюжетах все равно восходят к более ранним временам Великого переселения народов первых веков н. э. (а общемифологические мотивы вообще насчитывают тысячи лет бытования), поэтому южные, «готские» связи также не должны исключаться из рассмотрения[134].

Филин, вслед за Веселовским, упоминает, что «немецкий исследователь Карл Мюлленгоф доказал, что имя 'вилькинов' и их короля Вилькина происходит от названия племенного союза балтийских славян 'вильцев', а исторической основой сюжета о войнах Тидрека с Озантриксом, королем вилькинов, являются столкновения балтийских славян с саксами». Филин пытается все эти сведения привязать к Великой Моравии и к Олегу Моравскому, хотя можно было бы вспомнить сходства сюжетов об Илье с иранскими сюжетами о Рустаме и с немецкими о Тейтлейфе. Как отмечают исследователи (см. Филин http://histline.narod.ru/il01.htm), «не 'Муромцем', а 'Моровлиным' и 'Муравлениным' называется Илья в двух письменных источниках XVI в., содержащих наиболее ранние записи имени нашего героя». Естественно, Филин видит здесь Моравию, вряд ли все же игравшую столь значительную роль в русской литературе и в русском сознании, если не считать связи с Моравией создателей славянской азбуки (но с чем они только не были связаны!).

По мнению В.Ф. Миллера, Муром в былинах явился позднейшей заменой г. Моровска бывшего Черниговского княжества. «Не Муром и Великороссия, не Чернигов и Карачев, а Киев и западнорусские области могут быть признаны наиболее вероятным местом первоначальной локализации предания об Илье, — пишет Филин. — В совокупности все варианты прозвания Ильи Муромца: 'Мурамец', 'Моровлин', 'Муравлении', 'Муравец' имеют однозначное лексическое значение: 'Моравский', 'выходец из Моравии'».

Я здесь со многими деталями согласен, но вывод делаю совершенно иной. Имя «Муравленина» следует отнести, на мой взгляд, не к частному историческому случаю, но — как и в большинстве подобных ситуаций — к «вечным» ценностям и к символике традиционного мифосознания. Тайна, как всегда, лежит на поверхности и нужно очень глубоко смотреть, чтобы ее не заметить. Илья, как мы знаем, типичный фольклорный герой, независимо от того, существовали ли реальные герои с таким именем или нет. А «печка муравленая» (т. е. обмурованная, облицованная) — это весьма характерный — для народных песен — и символически «нагруженный» термин.

На языковом уровне здесь спорят (и дополняют друг друга) две, даже целых три смысловые тенденции. Во-первых, европейские производные от латинского murus «стена», в том числе и наше «(об) муро-вать» (славянское мур — «каменная стена», лужиц, мурья «стена», нижегор. мурья «печная труба»). Во-вторых, от и.-е. тег- «тереть», давшего в различных дочерних языках понятия «грязь», «марать(ся)», «пачкать(ся)», «черный», «сажа», «зола», «измельчать что-то в труху» и т. п. Ср. сербохорв. мура «грязь», мрляти «пачкать», мрва «крошка», (но — мюрити — «разогревать печь»), болг. мрьвъ «зола», мърва