рассказываете такие вещи. Ради всего святого, что вы хотите? Что вам еще нужно от меня?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – удивленно произнес Ченселор. – Я никогда не видел вас раньше.

– Сэлтер, Крепс… Ну, говорите же! Сэлтер и Крепс, они там тоже были?

– Кто такие Сэлтер и Крепс? И где они должны быть?

О’Брайен отвернулся. Дышал он прерывисто.

– Вы знаете, где они должны быть и чьи это псевдонимы. А Лонгворт был на Гавайях.

– Он живет на Мауи, – согласился Питер. – Таким образом были оплачены его услуги. А два других имени мне неизвестны. О них он не упоминал. Они работали с Лонгвортом?

О’Брайен стоял неподвижно. Потом он медленно повернулся к Ченселору, глаза его сузились.

– Работали с Лонгвортом? – переспросил он почти шепотом. – Что вы имеете в виду?

– Только то, что сказал. Лонгворт был переведен из центрального аппарата. По легенде, он выполнял задание госдепартамента, но это была ложь, прикрытие.

Старший агент по-прежнему молча разглядывал Ченселора. Его зрачки расширились от страха.

– Вы действительно ни при чем.

– Что?

– Вы пришли по собственной воле, и совесть ваша чиста.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вас никто не подсылал, иначе вы не стали бы рассказывать мне всего этого. Тогда это было бы безумием. Такое прикрытие – и вдруг ложное. Я имею в виду госдепартамент… О боже! – О’Брайен был похож на человека, который сознает, что находится в трансе, но не способен стряхнуть с себя это состояние. Он схватился за стол и закрыл глаза.

Питеру стало как-то не по себе.

– Может, вы отведете меня к кому-нибудь другому?

– Нет, подождите минутку, прошу вас.

– С меня хватит. – Питер поднялся было со стула. – Вы же сказали, что это не ваше дело. Я хочу побеседовать с другим ночным дежурным.

– Других нет.

– Но по телефону вы говорили…

– Я помню, что говорил. Однако и вы попытайтесь понять меня. Вы должны рассказать все, что знаете… во всех подробностях.

«Никогда! – решил Питер. – Ни за что не упомяну Элисон: ее это не должно касаться». Он вообще не был уверен, что хочет разговаривать с человеком, которым по непонятным причинам овладело странное волнение.

– Я хочу, чтобы меня выслушал кто-нибудь другой, – продолжал настаивать Ченселор.

Стараясь вывести себя из состояния транса, О’Брайен несколько раз закрыл и открыл глаза. Потом он быстро прошел к полке, висевшей на противоположной стене кабинета, вытащил кассетный магнитофон и, возвратившись к столу, сел и подвинул ящик. В руках у него появилась небольшая пластмассовая коробочка с кассетой.

– Коробочка запечатана, кассетой еще не пользовались. Если хотите, я ее прокручу. – Агент открыл коробочку, вынул кассету и поставил ее на магнитофон. – Даю вам слово, ваш рассказ услышат и другие.

– С записью ничего не выйдет.

– Вы должны верить мне, – сказал О’Брайен. – Каким бы странным ни показалось вам мое поведение в последние несколько минут, верьте мне. Расскажите все, не называя себя. Упомяните только, что вы писатель, и все. Называйте имена тех, кто не связан с вами ни лично, ни в профессиональном плане. Если это окажется невозможным, если эти люди неотделимы от событий, поднимите руку. Тогда я выключу магнитофон и мы просто поговорим. Понятно?

– Нет! – рявкнул Ченселор. – Теперь я прошу вас подождать минутку. Я не за тем сюда пришел.

– Вы пришли сюда, чтобы положить конец убийствам, террору, шантажу. Так вы, во всяком случае, сказали. Я хочу того же. Вы не единственный человек, кого загнали в угол. И эта ваша Максвелл или кто- либо другой тоже не единственные! Боже, у меня же жена, дети…

Питер вздрогнул, пораженный словами О’Брайена:

– Как вы сказали?

Агент понизил голос:

– У меня есть семья, но это не суть важно. Забудьте об этом.

– Мне это кажется очень важным. Я даже не знаю, смогу ли объяснить вам, насколько это сейчас важно.

– Не надо ничего объяснять, – прервал его О’Брайен, опять обретя уверенность профессионала. – Говорить буду я. Помните, о чем я вас просил: не называйте себя, а из тех, кто приходил к вам, разговаривал с вами или к кому вас посылали, называйте людей, которых вы раньше совершенно не знали. Имена других сообщите мне позже, но в записи их быть не должно. Я не хочу, чтобы вас выследили. Говорите медленно, обдумывайте каждую фразу. Если возникнут сомнения, я пойму это по вашему взгляду. А теперь приступим. Только вначале я назову себя и обрисую обстановку. – Он нажал поочередно две кнопки на магнитофоне и заговорил уверенным голосом: – Эта запись сделана старшим агентом Куинленом О’Брайеном, номер 1712, восемнадцатого декабря, примерно в двадцать четыре часа. Человек, голос которого вы услышите, был приведен в кабинет ночного дежурного. Я приказал вычеркнуть его фамилию из журнала учета посетителей и докладывать мне всю информацию по этому делу со ссылкой на номер 1712. – О’Брайен сделал паузу и что-то занес в блокнот. – Считаю информацию, содержащуюся в этой записи, в высшей степени секретной и по соображениям сохранения тайны доверить ее кому-либо не могу. Полностью сознавая необычность используемого мной метода, я беру всю ответственность на себя. – Агент выключил магнитофон и взглянул на Питера. – Готовы? Начните с лета, со встречи с Лонгвортом в Малибу.

О’Брайен нажал кнопку – запись началась. Преодолевая сомнения, Ченселор повел свой рассказ. Говорил он медленно, пытаясь следовать указаниям этого человека, который теперь казался ему хорошо знакомым. Более того, он был в некотором роде продуктом его, Ченселора, вымысла. Куинлен О’Брайен – Александр Мередит. Адвокат. ФБР. Жена, дети. Люди, охваченные страхом.

По мере того как развивался рассказ Ченселора, становилось все более заметным удивление О’Брайена: он был потрясен теми эпизодами, которые рисовал Питер. При любом упоминании досье Гувера агент весь напрягался, руки его начинали дрожать.

Когда Питер заговорил о шепоте по телефону, по словам Филлис, пронзительном и зловещем, О’Брайен не смог скрыть своей реакции. Он в изумлении открыл рот, как-то странно выгнул шею и закрыл глаза.

Питер замолчал. Магнитофон продолжал работать. Агент открыл глаза, уставился в потолок, потом медленно повернулся к Ченселору:

– Продолжайте.

– Осталось совсем немного. Письмо вы уже читали.

– Да-да, письмо я читал. Расскажите о том, что случилось. О выстрелах, о пожаре, о том, почему вы сбежали.

Питер повиновался. И вот рассказ окончен. Он сообщил все. Или почти все. Не упомянул только об Элисон.

О’Брайен выключил магнитофон, потом прокрутил ленту и прослушал окончание записи, чтобы убедиться в ее чистоте. Удовлетворенный, он снова выключил аппарат.

– Хорошо. Вы рассказали все, что хотели. Теперь выкладывайте остальное.

– Что?

– Я просил вас верить мне, но вы кое-что утаили. Вы работали над романом в Пенсильвании. Потом вдруг приехали в Вашингтон. Зачем? Как вы сказали, исследовательская часть работы была завершена. Пять часов назад вы сбежали из горевшего дома на 35-й улице, а сюда пришли совсем недавно. Где же вы были в течение этого времени? С кем? Расскажите, Ченселор. Это важно.

– Нет, это не входило в нашу с вами договоренность.

– Какую договоренность? О защите? – О’Брайен со злым видом поднялся из-за стола. – Вы – глупец. Как