– Каков характер этого «непоправимого ущерба»?

– В его основе мысль о том, что Гувер был убит.

О’Брайен весь напрягся:

– Понятно. А этот звонок в полицию, в чем тут дело?

– Старинный дом на 35-й улице, у пересечения с Висконсин-авеню, за Думбартон-Окс… Он горел, когда я ушел оттуда. Я поджег его.

Зрачки у агента расширились, а в голосе зазвучали требовательные нотки:

– Это немаловажное признание. Как юрист, я должен предупредить вас…

– Если полиция поищет, – продолжал Питер, не обращая внимания на слова О’Брайена, – то найдет стреляные гильзы на газоне перед домом, отверстия от пуль в стенах и деревянных панелях, а также в мебели. Верхняя часть кухонной двери разбита. Кроме того, перерезан телефонный кабель.

Агент ФБР пристально посмотрел на Ченселора:

– О чем вы, черт возьми, говорите?

– Это была засада.

– Велась стрельба в жилом квартале?

– Они пользовались глушителями, и никто ничего не слышал. Иногда они делали паузы – очевидно, выжидали, пока проедут машины. Поэтому мне и пришла в голову мысль о пожаре – пламя кто-нибудь да заметил бы.

– А потом вы скрылись?

– Да, скрылся и теперь жалею об этом.

– Почему же вы бежали?

Питер задумался.

– Очень растерялся и испугался…

– А кто был с вами?

– Из-за этого я и не дождался прибытия полиции… – Ченселор сделал паузу, заметив вопрос, застывший в глазах агента. По сотне причин он уже не мог умолчать о Филлис. И потом, она сама писала, что, каковы бы ни были ее проступки, они не столь тяжелы, чтобы платить за них жизнью. – Ее зовут Филлис, Филлис Максвелл.

– Журналистка?

– Она скрылась первой. Я попытался разыскать ее, но не смог.

– Вы сказали, что все это произошло совсем недавно. Так где же она сейчас? Вы знаете?

– Да. Она куда-то летит самолетом. – Питер сунул руку в карман, достал письмо Филлис и, понимая, что сделать это необходимо, нехотя протянул его О’Брайену.

Пока агент читал письмо, Ченселор, наблюдая за ним, заметил, что произошло что-то неладное. На какое-то мгновение лицо О’Брайена побледнело, потом он оторвал взгляд от письма и уставился на Питера. То, что выражал этот взгляд, было хорошо знакомо Ченселору, непонятно было только одно: почему так реагировал на письмо этот человек? Ведь в его взгляде сквозил страх.

Кончив читать, О’Брайен положил письмо текстом вниз, взял блокнот, лежавший на столе, открыл его и протянул руку к телефону. Нажав клавишу, он набрал нужный номер.

– Говорят из ФБР, один из ночных дежурных, код «Воробей-75». В доме на 35-й улице, у пересечения с Висконсин-авеню, произошел пожар. Кто-нибудь из ваших там есть? Можете соединить меня со старшим? Спасибо. – О’Брайен взглянул на Питера и отрывисто проговорил: – Садитесь! – И слово это прозвучало как приказ.

Ченселор повиновался, смутно осознавая, что, несмотря на повелительный тон О’Брайена, тот странный страх, который он прежде уловил в его взгляде, теперь сквозил в голосе агента.

– Сержант, говорят из ФБР. – О’Брайен переложил трубку в правую руку, и Питер с удивлением заметил, что левая ладонь у агента сильно вспотела. – О моих полномочиях вам известно. Мне бы хотелось задать вам пару вопросов. Можете ли вы сказать мне, как начался пожар? Обнаружены ли следы перестрелки? Патронные гильзы около дома и пулевые отверстия внутри?

О’Брайен слушал, и взгляд его, устремленный на стол, казался и блуждающим, и сосредоточенным одновременно. Ченселор как завороженный наблюдал за ним.

Вот на лбу агента выступили капельки пота. Вот он затаил дыхание, непроизвольно поднял левую руку и вытер пот. Когда же наконец он заговорил, его слова можно было различить с огромным трудом:

– Спасибо, сержант. Нет, это не наше дело. Нам ничего не известно. Мы просто расследуем анонимный сигнал. Нас это не касается. – О’Брайен повесил трубку. Он был глубоко взволнован, в глазах его появилась печаль. – Насколько мне удалось выяснить, – сказал он, – это был поджог. Найдены остатки ткани, смоченной керосином. На газоне обнаружены стреляные гильзы, оконные стекла разбиты пулями. Возможно, они застряли в стенах и в мебели, вернее, в том, что осталось от нее. Все будет направлено в лабораторию.

Питер подвинулся поближе к столу. Что-то ему не нравилось.

– Почему вы сказали сержанту, что вам ничего не известно?

– Потому что сначала я хочу выслушать вас, – ответил после небольшой паузы О’Брайен. – Вы сказали, что дело касается ФБР, упомянули, что Гувер якобы был убит. Я профессионал, и для меня этого вполне достаточно. Теперь я хочу услышать ваш подробный рассказ. Поговорить же с полицейским я всегда успею.

О’Брайен давал объяснения ровным, спокойным тоном, а Ченселор думал: «В его словах что-то кроется». Насколько он знал ФБР, оно всегда стремилось избежать конфуза, любой ценой защитить свою репутацию. Ченселор вспомнил слова Филлис Максвелл: «ФБР защитит его память… Наследники не позволят очернить своего идола. Они боятся цепной реакции, которая наверняка смела бы их. У них есть основания для таких опасений».

«Да, – размышлял Ченселор, – О’Брайен действует в соответствии с этими словами Филлис. Ему будет тяжелее других, потому что он первым узнает невероятную новость. Что-то прогнило в бюро, и агенту О’Брайену предстоит сообщить об этом своим начальникам. Понять его можно: тех, кто сообщает о разразившейся катастрофе, часто и привлекают к ответственности. Считается, что именно они могут стать переносчиками заразы. Нет ничего удивительного в том, что его бросило в пот…»

Однако то, что произошло потом, опрокинуло все предположения Питера.

– Вернемся к началу, – заговорил он. – Четыре-пять месяцев назад я жил на Западном побережье, в Малибу. Как-то в полдень я обратил внимание на мужчину, который с пляжа рассматривал мой дом. Я вышел и спросил его, в чем дело. Оказалось, что его фамилия Лонгворт и он знает меня.

О’Брайен резко подался вперед, глядя в глаза Питера. Его губы прошептали имя, но совсем тихо:

– Лонгворт…

– Да, Лонгворт. Значит, вам известно, кто это?

– Продолжайте, – опять шепотом произнес агент.

Питер понимал, почему от одного имени Лонгворта О’Брайен впал в шоковое состояние. Алан Лонгворт предал Гувера, ушел из ФБР. Об этом как-то узнали. Но Гувер умер, а предавший его человек находился далеко-далеко. О позорном пятне на время забыли. И вот теперь старшему агенту О’Брайену предстояло доложить своему начальству, что Лонгворт объявился. Ченселору почему-то стало жаль агента.

– Лонгворт сказал, что ему хотелось бы поговорить со мной, поскольку он читал мои книги. Ему было что рассказать, к тому же он считал, что именно я на основе представленных им фактов должен написать книгу. Я возразил, что не ищу никакого фактического материала. Тогда он сделал сенсационное заявление о смерти Гувера, связав ее с какими-то пропавшими досье. Он сказал, что я могу проверить, кто он такой. У меня такая возможность действительно есть, и он знал об этом. Понимаю, что рискую показаться глупцом, но я попался на удочку. Бог свидетель, я не поверил услышанному. Гувер был старым человеком, к тому же давно страдал болезнью сердца. Однако идея уже завладела мной, а тот факт, что Лонгворт не пожалел усилий, чтобы…

О’Брайен вскочил со стула и впился в Питера горящими глазами:

– Лонгворт… Досье… Кто прислал вас ко мне? Кто вы? Что вам от меня нужно?

– Не понимаю.

– И вы рассчитываете, что я поверю вам? Вы, совершенно незнакомый мне человек, являетесь сюда и