натравим на этого вруна.
– И он бы справился?
– Я помню его слова: «Жалко времени на этого шакала. Я сейчас все силы трачу, чтобы привлечь промышленность в наш штат». Но думаю, да, он бы пошел на это.
– Я осторожно пороюсь в нашей картотеке, – сказал Соренсон, вставая. – Но у меня все равно серьезные сомнения. Ящики Пандоры меня не привлекают, так повелось еще с войны. Подумать только, менее чем через час мне предстоит открыть один из них.
– Рассказать не хотите?
– Не сейчас, Говард. Мне, возможно, позже потребуется ваше ходатайство перед президентом, хотя бы для того, чтобы заручиться согласием госсекретаря.
– Значит, неприятности – в дипломатической сфере?
– На самом верху посольства.
– Боллинджер – зануда, но его любят в Европе. Считают интеллектуалом, того не понимая, что во время глубокомысленных пауз он не столько обдумывает оптимальные решения, сколько размышляет, как бы обратить дело нам на пользу.
– Я, пожалуй, соглашусь с вами. Мне всегда казалось, что он не любит брать на себя серьезных обязательств.
– Вы не правы, Уэс. У него есть серьезное обязательство: уберечь самого себя. И, к счастью для нас, еще уберечь и президента, что, естественно, возвращается эхом к нему самому.
– А президент знает об этом?
– Конечно, он очень проницателен, это человек блестящего ума. Тут quid pro quo.[118] Думаю, будет справедливо сказать, что нашему человеку в Овальном кабинете время от времени требуется тот, кто смазывал бы ему шестеренки.
– Нет сомнений. Но вы сами сказали, он человек проницательный и всему учится.
– Если б я мог заставить его почаще отрывать задницу от кресла, он быстрее бы научился. Так и дело пошло б быстрее.
– Спасибо, что нашли для меня время, Говард… господин вице-президент. Буду держать вас в курсе.
– Не надо держать дистанцию, господин директор. Нам, динозаврам, приходится поддерживать молодых двуногих, когда они, спотыкаясь, выбираются на сушу.
– Не знаю, способны ли мы на это.
– Если не мы, то кто же? Разные там Адамы Боллинджеры? Охотники на ведьм?
– Мы еще поговорим, Говард.
В Париже была середина дня: теплое яркое солнце, чистое небо – лучшего и не пожелаешь для прогулки по бульварам, по саду Тюильри или для того, чтобы постоять возле Сены, подставив лицо ветру, и понаблюдать, как по воде скользят лодки, ныряя под бесчисленные мосты. Париж летом – поистине божий дар.
Для Жанин Клунз-Кортленд этот день был не только божьим даром, но и символом триумфа. Она свободна на пару дней, свободна от буржуазной морали надоевшего мужа, который все еще грезил о бывшей жене, часто повторяя ее имя во сне. На минуту она представила, как было бы прекрасно и приятно устроить тайное свидание с каким-нибудь любовником, способным ее удовлетворить, подобно тем многим тщательно отобранным, мужественным студентам в Чикаго. Поэтому-то они и жили в часе езды от университета. В немецком посольстве есть атташе, привлекательный мужчина чуть старше тридцати. Он с ней флиртовал в открытую. Жанин могла бы позвонить ему, и он опрометью бросился бы туда, куда она скажет, это точно. Но нельзя, какой бы привлекательной и соблазнительной ни казалась эта идея. Свободное время надо подчинить более неотложным и менее эгоистичным интересам. Она отпросилась из отдела документации и справок на время отсутствия мужа, посла, под тем предлогом, что накопилась домашняя работа, которую гораздо легче сделать в его отсутствие. Никто, естественно, не возражал, и она дала понять главному помощнику Дэниела, что собирается побродить по магазинам в поисках подходящих тканей для их апартаментов… Нет, она не может воспользоваться посольским лимузином – если жена посла решила проявить свой вкус, Госдепартамент не должен за это расплачиваться.
Как легко она нашла слова. Ну а почему бы и нет? Ее же готовили к делу всей жизни с девяти лет. Но вызвать для нее такси она все же помощнику позволила.
Адрес и код связи с членом Братства Жанин получила еще до отъезда из Вашингтона. Это был магазин сапожника на Елисейских Полях, и во время короткого разговора надо было дважды упомянуть имя «Андрэ». Например, так: «Андрэ говорит, вы лучший сапожник в Париже, а Андрэ почти никогда не ошибается».
Она назвала таксисту адрес и откинулась на спинку сиденья, обдумывая, какую информацию пошлет в Германию… Правдивую, разумеется, но сформулированную таким образом, чтобы наверху не только поразились ее необыкновенным достижениям, но и приняли бы мудрое решение перевести ее в Бонн. В конце концов, пост посла во Франции был одним из ключевых в Европе. А в тот момент он был настолько важным, что Госдепартамент предпочел залезть в самые недра умудренного опытом профессионального дипломатического корпуса, но не отдать это место новичку из политических выдвиженцев. А она была женой профессионала. Ей сказали, что вскоре взойдет звезда недавно разведенного сотрудника министерства иностранных дел. Дальше все вышло просто. Дэниел Кортленд был одинок, подавлен и искал сочувствия, которое она ему и дала.
Такси остановилось у магазина сапожника. Это был даже не магазин, скорее небольшой торговый центр кожаных изделий. В искусно оформленных витринах красовались блестящие сапоги, седла и другое охотничье снаряжение. Жанин Клунз вышла и отпустила такси.
В тридцати ярдах за отъехавшим такси припарковалась машина Второго бюро. Водитель взял высокочастотный телефон, и его тут же соединили с офисом Моро.
– Слушаю, – ответил сам Моро, поскольку на место убитой Моник д’Агост никого не взяли, более того: смерть ее скрывали, объясняя отсутствие на службе болезнью.
– Мадам Кортленд только что вошла в «Седло и сапоги» на Елисейских Полях.
– Это поставщик богатых наездников, – сказал глава Второго бюро. – Странно, в досье посла не упоминается о пристрастии к верховой езде.
– Магазин еще славится сапогами, сэр. Говорят, они долго носятся и очень удобны.
– Не представляю себе Кортленда в сапогах, даже если они и долго носятся.
– Может быть, мадам носит.
– Допустим, но если она неравнодушна к такой обуви, то, надо думать, потом сразу же отправится к Чарльзу Джордану или в магазин Феррагами на улице Сент-Оноре.
– Мы докладываем только о том, что происходит, мсье. Послать моего коллегу на разведку?
– Неплохая мысль. Скажите, пусть посмотрит товар, приценится, ну и тому подобное. Если у мадам примерка, ему следует немедленно уйти.
– Ясно, сэр.
В седане «Пежо», проехавшем по широкому бульвару Елисейских Полей и остановившемся напротив «Седла и сапог», мужчина в дорогом деловом костюме в полоску тоже взял трубку телефона. Однако вместо того, чтобы звонить по парижскому номеру, он набрал код Бонна, Германия. Его соединили за несколько секунд.
– Guten Tag,[119] – ответил голос на линии.
– Это я, опять из Парижа, – сказал хорошо одетый мужчина в «Пежо».
– Какая была необходимость
– У меня не было выбора, майн герр. Он заметил меня еще у штаба блицкригеров на складах «Авиньон». Вы, надеюсь, помните, что просили все разузнать об их исчезновении, а поскольку только я знал, где они располагаются, вы сами приказали мне туда отправиться.
– Да-да, помню. Но зачем было убивать пехотинца?
– Тогда же он привозил на склады полковника и этих двоих, офицера и блондинку, и заметил меня. А увидев еще и вчера вечером, узнал и крикнул, чтоб я остановился. Что мне оставалось?
– Хорошо, тогда мне надо вас поздравить, я полагаю.
– Полагаете, майн герр? Если б меня схватили, то накачали бы наркотиками и допытались, почему я там
