– Спасибо, Дру. Неплохо получилось, коль я сам признаю… Есть еще кое-что.
– Что именно?
– Свяжись с Моро. Я говорил с ним несколько минут назад. Он ждет твоего звонка сегодня утром – по вашему времени.
– Мне не хотелось бы идти в обход Витковски, Уэс.
– И не надо, он все знает. С ним я тоже говорил. Глупо было бы пренебрегать человеком с такими знаниями и опытом.
– Что с Моро?
– Мы с ним пошли разными путями, но вернулись с той же информацией. Мы знаем, как подобраться к Братству. Через некоего врача из Нюрнберга, города, где состоялся процесс над нацистами.
– Ирония судьбы. Круг замкнулся.
– Поговорим позже, свяжись с Моро.
Лэтем положил трубку и повернулся к Карин.
– Отдых нам слегка подсократили. Но в нашем распоряжении еще целый час.
Она протянула к нему руки, держа забинтованную правую чуть ниже левой.
Темной ночью при полной тишине к длинному причалу на Рейне один за другим, с интервалом в десять минут подходили быстроходные катера. Ориентиром им служил тусклый красный свет на самой высокой опоре. На луну полагаться было нельзя – небо затянули тучи. Но рулевые этих скоростных катеров хорошо знали и фарватер и поместье, они тут бывали часто. Мотор выключали футов за сто до причала, и речной прилив тихо подталкивал лодки к стапелям, где команда из двух человек ловила брошенные канаты, бесшумно подтягивала и закрепляла суда. Один за другим прибывшие на конференцию шли вверх по причалу, затем по вымощенной плитами дороге направлялись к особняку у реки.
Они обменивались приветствиями на огромной, залитой мерцанием свечей веранде, где им подавали кофе, напитки и канапе. Разговоры пока шли о невинных вещах: о счете в гольфе, соревнованиях по теннису – ничего существенного. Скоро тема изменилась. Через час с небольшим все были в сборе, слуг отпустили, и началось официальное мероприятие. Девять лидеров Братства дозорных полукругом сидели у кафедры. Доктор Ханс Траупман поднялся со стула и направился к ней.
– Sieg Heil! – крикнул он, выбрасывая руку вперед в нацистском приветствии.
– Sieg Heil! – в унисон рявкнули девять вождей, вставая как один и вытягивая руки.
– Прошу садиться, – сказал врач из Нюрнберга. Все сели, держась очень прямо, не отрывая глаз от Траупмана. Тот продолжал: – У нас прекрасные новости. По всей планете враги «четвертого рейха» пребывают в полной растерянности, они дрожат от страха и смущения. Теперь наступает другой этап, следующая атака еще больше повергнет их в замешательство и панику, тогда как наши ученики – да, наши ученики! – уже готовы осторожно, но уверенно везде занять ключевые посты… Грядущие действия от многих из нас потребуют жертв на поле боя, мы рискуем попасть в тюрьму и даже сложить головы, но все- таки полны решимости – дело наше правое, будущее за нами! Я передаю слово человеку, избранному фюрером Братства, Зевсу, который доведет наше дело до победного конца, ибо он бескомпромиссен и обладает железной волей. Это большая честь просить Гюнтера Ягера выступить перед вами.
И снова как один поднялись участники этого небольшого собрания, и снова взметнулись в приветствии руки.
– Sieg Heil! – кричали они. – Sieg Heil, Гюнтер Ягер!
Со стула в центре поднялся и подошел к кафедре стройный белокурый мужчина ростом почти шесть футов, в черном костюме, шею которого стягивал ослепительно белый воротничок священника. Прямая спина, широкий шаг; лепка головы как у бога Марса. Но особого внимания, однако, заслуживали его глаза. Они были серо-зеленые, пронзительные, холодные, но мгновенно озаряющиеся странными вспышками теплоты, когда он обращал свой взор на людей, что собрались здесь. Он переводил взгляд с одного на другого, давая каждому насладиться своим величественным вниманием.
– Это для
Гюнтер Ягер тихо продолжал, зная, что аудитория отзывается смехом на его слова:
– Как уже сказал герр Траупман, мы собираемся приступить к новой фазе дезориентации в стане наших врагов. Это приведет к полному опустошению. Невидимая армия нападет на самый главный источник жизни на Земле… На воду, господа.
Его слова вызвали замешательство; собравшиеся стали переговариваться друг с другом.
– Как вы собираетесь это сделать, мой лишенный сана собрат? – спросил старый католический священник монсеньор Генрих Пальтц.
– Если б ваша церковь знала, кто вы и чем занимаетесь, святой отец, мы бы стали сиамскими близнецами.
Все опять засмеялись.
– Я могу возвести наши теории к Книге Бытия! – сказал монсеньор. – Каин явно был негром. Знак Каина – его кожа, и она была черная. И в Книге Левита, и во Второзаконии говорится о неполноценных племенах, отвергавших слова пророков!
– Давайте не будем вести ученые дебаты, святой отец, поскольку оба можем потерпеть поражение. Пророки в общем и целом были евреями.
– И племена тоже.
– Similias similibus,[108] друг мой. Это было две тысячи лет назад, а мы сейчас здесь, две тысячи лет спустя. Но вы спросили, как можно осуществить эту операцию. Позвольте объяснить.
– Объясните, пожалуйста, герр Ягер, – попросил Альберт Рихтер – дилетант, ставший политиком, но с собственностью и совершенно другим образом жизни в Монако.
–
– Когда это произойдет? – спросил Максимилиан фон Лёвенштейн, сын генерала, предателя в Ставке, казненного СС, а его верноподданная мать была любовницей Йозефа Геббельса, преданной куртизанкой рейха, ненавидевшей своего мужа. – Моя мать постоянно слышала о самых невероятных проектах, исходивших из Канцелярии, но деталей они не разглашали. Она чувствовала их немощность и знала, что это ослабляет позиции фюрера.
– В