произойдет.

– Да услышит вас господь.

– Да, Джерри говорил, что вы, наверно, скажете нечто в этом роде. Увидимся, К.О.

Капитан-спецназовец прокрался к крылатому входу комплекса, а Дру пополз между цветниками английского сада к кустам, в которых ничком лежал Стэнли Витковски.

– Это парни просто чудо! – восхищенно произнес полковник, глядя в инфракрасный бинокль. – У них в жилах ледяная вода!

– Это просто работа, которой их научили, и они хорошо с ней справляются, – сказал Дру, лежа на земле.

– Да услышит тебя господь, хлопчик! – воскликнул Витковски. – Вон второй … Черт, действуют они просто потрясающе! Убивать так убивать!

– Не думаю, что нам нужны трупы, Стэнли. Лучше бы пленные.

– Я на все согласен. Лишь бы пробраться внутрь.

– А мы можем?

– Предпосылки есть, но пока не попробуем, не узнаем. Возникнет проблема – начнем прорыв.

– Охранник вызовет полицию, стоит только ему увидеть оружие.

– Там одиннадцать этажей, откуда они начнут?

– Правильно. Пошли!

– Рано. Цель капитана еще не на месте.

– Мне показалось, ты сказал «вот он».

– Он готовился, цыплят было рано считать.

– Что?

– Цыплят по осени считают.

– Нельзя ли попонятней?

– Второй страж еще не появился.

– Спасибо.

Через шесть минут Витковски сказал:

– Идет, точно по расписанию. Да благословит их господь. Ein, Zwei, Drei! [152]

Через тридцать секунд вспыхнула спичка и упала слева от бросавшего.

– Готов, – сказал полковник. – Давай вставай во весь рост. Помни, ты из нюрнбергской полиции. Держись сзади и не раскрывай рта.

– А что я мог бы сказать? «О, Tannenbaum, mein Tannenbaum»?[153]

– Пошли.

Они перебежали подъездную аллею и остановились под широким навесом над толстыми стеклянными дверями парадного входа. Отдышавшись и приосанившись, они подошли к внешней панели связи с охранным пунктом.

– Guten Abend,[154] – сказал полковник и продолжил по-немецки: – Мы наряд детективов, нас послали проверить устройство внешней сигнализации квартиры доктора Траупмана.

– А, да, ваше начальство звонило час назад, но я им говорил, у доктора сегодня гости…

– Я полагаю, вам объяснили, что доктора мы не побеспокоим, – резко прервал его Витковски. – Фактически мы не должны беспокоить ни доктора, ни его эскорт, таков приказ начальства, и я, например, не осмелился бы нарушить эти инструкции. Внешняя сигнализация в кладовой напротив двери доктора Траупмана. Он даже не узнает, что мы там побывали, – так хочет шеф нюрнбергской полиции. Но он, я уверен, и сам вам сказал об этом?

– А что случилось-то вообще? С… сигнализацией?

– Скорее что-то непредвиденное. Похоже, кто-то передвигал мебель или коробки в кладовой и задел провод. Узнаем, когда посмотрим панель, за которую отвечаем. По правде говоря, я бы сам неполадки не обнаружил, это мой коллега – он эксперт.

– Я и не знал, что тут такая установка, – сказал охранник.

– Вы многого не знаете, друг мой. Между нами говоря, у доктора прямая связь со всеми высокопоставленными людьми в полиции и правительстве, даже в Бонне.

– Конечно, он великий хирург, но я понятия не имел…

– Скажем так, он очень щедр с нашим начальством, вашим и моим, – вновь перебил его Витковски, но дружеским тоном. – Так что, ради всех нас, давайте не раскачивать лодку. Мы теряем время, впустите нас, пожалуйста.

– Конечно, но в журнале вам все равно надо расписаться.

– И, возможно, потерять работу? Вам тоже?

– Забудем тогда. Я нажму лифтовые коды для одиннадцатого этажа, его квартира там. Вам нужен ключ от кладовой?

– Нет, спасибо. Траупман вручил его моему начальству, а этот дал мне.

– Вы все мои сомнения развеяли. Проходите.

– Мы, естественно, покажем свои удостоверения, но опять-таки, ради всех нас, забудьте, что вы нас видели.

– Естественно. Это хорошее место, и я не хочу неприятностей от полиции.

Лифт был за углом и вне поля зрения от входа в квартиру хирурга на одиннадцатом этаже. Лэтем с полковником медленно двигались вдоль стены; Дру выглянул за угол мрамороподобного бетона. Охранник за стойкой был без пиджака и читал книжку в мягкой обложке, отстукивая пальцами ритм тихой мелодии, льющейся из маленького портативного радио. Он находился от них по крайней мере метрах в пятнадцати, на внушительной консоли перед ним была прямая связь с приемниками, которые могли мгновенно свернуть операцию «Н-2». Лэтем сверился с часами и шепнул Витковски:

– Не слишком приятная ситуация, Стош, – сказал он.

– Другого я и не ожидал, хлопчик, – отозвался ветеран Г-2, залезая в карман пиджака и вытаскивая пять круглых шариков. – Знаешь, Карин была права. Самое главное – отвлечь внимание.

– Прошло больше часа, девушка Траупмана уже должна была отключить сигнализацию. Наверно, она уже справилась.

– Знаю. Бери дротики и целься в шею. Бросай, пока не попадешь в горло.

– Что?

– Он встанет и подойдет сюда, поверь мне.

– Что ты собираешься делать?

– Смотри.

Витковски бросил по мраморному полу шарик, тот покатился с грохотом, пока не ударился о противоположную стену и не остановился. Охранник метнулся вперед с оружием в руках, обогнул угол, и Лэтем выпустил три наркотических стрелы. Первой он промахнулся, она рикошетом отскочила от стены, а вторая и третья вонзились в шею нациста. Тот, задыхаясь, схватился за горло и с долгим низким стоном стал оседать на пол.

– Вынь две стрелы, найди третью, и давай-ка опять посадим его за стол, – распорядился Витковски. – Наркотик перестает действовать через полчаса.

Они подтащили нациста к столу, старательно усадили, оперев корпусом о крышку. Дру пошел к двери в квартиру, глубоко, с надеждой вздохнул и открыл ее. Сигнализация не зазвенела, внутри было темно и тихо, пока не раздался слабый женский голос – к сожалению, по-немецки.

– Schnell! Beeilen Sie sich![155]

– Подождите! – сказал Лэтем, но это было излишним, поскольку рядом с ним оказался полковник. – Что она говорит? Мы можем включить свет?

– Да, – ответила женщина. – Я говорить по-английски мало, нехорошо.

С этими словами она включила свет в прихожей. Блондинка была полностью одета, в руках сумочка и большой пакет. Витковски шагнул вперед.