Телефонист из Антиба предложил ему повесить трубку и ждать звонка, после того как связь с Вашингтоном в округе Колумбия будет установлена. Хейвелок знал по опыту, что связь устанавливается почему-то быстрее, если линия с телефонистом остается занятой. Внимание оператора в этом случае существенно возрастало, необходимые промежуточные звонки совершались быстрее. Слушая гудки высокого тона, означавшие включение в международную линию, он продолжал разговор с Саланном.

– Почему вы не попытались связаться с ним раньше? – спросил врач.

– Потому что все происходящее казалось лишенным смысла. Я пытался докопаться до истины, сказать ему нечто конкретное. Назвать имя или имена, место, должность или что-то иное, позволяющее установить личность.

– Но, судя по тому, что вы говорите, вы и сейчас не сможете этого сделать.

– Не согласен. Санкция на мое уничтожение дана из определенного источника. Кодовое слово, пароль – «Двусмысленность». Оно могло родиться в одном-двух, максимум трех кабинетах. Само слово было произнесено кем-то, занимающим высокий пост в госдепе и, кроме того, имеющим связь с Римом. Мэттиас вызовет Рим, проверит журнал регистрации всех сообщений, поговорит с оператором и узнает, кто дал ход операции «Двусмысленность». Есть еще одно имя, не знаю только, какую пользу из него можно извлечь. С пляжа на Коста-Брава поступило еще одно, с позволения сказать, подтверждение, в котором, в частности, упоминается одежда с пятнами крови. Все ложь. На пляже не оставалось никакой одежды.

– В таком случае дело обстоит совсем просто. Остается найти этого человека.

– Свидетель мертв. Он, как утверждают, скончался от сердечной недостаточности на своей яхте тремя неделями позже. Но есть моменты, достойные более пристального внимания, если, конечно, их специально не завуалировали. Откуда он возник, кто направил его на Коста-Брава…

– Найти врача, выдавшего свидетельство о смерти. Извините, что перебил вас.

– Вы правы.

Короткие мелодичные звонки в трубке сменились двойными низкими гудками, затем последовал обычный сигнал. Электронный дистанционный контроль прекрасно сработал, телефон в Шенандоа зазвонил в полный голос. Михаил почувствовал, как удары сердца толчками отдаются в горле. От волнения у него даже появилась одышка. Он столько всего должен сказать другу. И если это удастся, можно будет запустить механизм, который в конечном итоге положит конец кошмару. Слава богу! Трубку подняли, и гудки смолкли.

– Да? – донесся голос с другого конца линии, с гор Блю-Ридж, расположенных в четырех тысячах миль от Средиземноморского побережья. Голос принадлежал вовсе не Мэттиасу. Или это расстояние так его исказило? Ведь трудно понять по одному короткому слову, кто у телефона.

– Yak se vam dare?[40]

– Что? Кто это?

Трубку поднял не Мэттиас. Неужели изменился порядок? Если да, то вся затея бессмысленна. Это была линия чрезвычайной связи, персональная линия Мэттиаса, давно проверявшаяся на безопасность. Только государственный секретарь имел право поднять трубку. После пяти гудков звонившему пришлось повесить ее и при желании позвонить по другому, обычному номеру, назвать себя и передать необходимую информацию, не забывая, что данная линия не совсем безопасна, но есть более простое объяснение, Мэттиас попросил кого-то, находившегося рядом с телефоном, ответить на звонок.

– Попросите, пожалуйста, государственного секретаря Мэттиаса, – сказал Хейвелок.

– Кто спрашивает?

– Тот факт, что я использовал этот номер, освобождает меня от обязанности отвечать на ваш вопрос. Попросите, пожалуйста, госсекретаря. Разговор конфиденциальный и не терпит отлагательства.

– Мистер Мэттиас в настоящий момент проводит совещание и попросил принимать все сообщения. Если вы назовете мне свое имя…

– Умеете ли вы слушать, черт побери? Возникли чрезвычайные обстоятельства!

– Он сейчас занят другой не менее важной кризисной ситуацией, сэр.

– Войдите в кабинет и скажите ему всего лишь одно слово: «Krajan»… [41] Вы поняли? Одно слово! Действуйте немедленно! Иначе лишитесь не только работы, но и головы сразу после моего разговора с ним.

– Krajan, – неуверенно произнес мужской голос. Трубка молчала, тишину нарушали мужские голоса, в комнате, видимо, шла какая-то беседа. Ожидание было мучительно. Майкл слышал в трубке свое прерывистое дыхание. Наконец на линии послышался тот же голос: – Боюсь, сэр, вам придется выразиться яснее.

– Что?

– Если вы изложите мне детали и сообщите номер телефона, по которому вас можно найти…

– Вы передали ему мое слово? Передали?

– Государственный секретарь чрезвычайно занят и просит вас объяснить, в чем дело.

– Вы сказали ему это слово, черт побери?!

– Я повторяю вам, сэр, то, что сказал государственный секретарь. Сейчас нет возможности его беспокоить, но, если вы вкратце обрисуете суть дела и оставите номер телефона, кто-нибудь вступит с вами в контакт.

– Кто-нибудь. Дьявольщина какая-то. Кто вы такой? Как ваша фамилия?

Последовала короткая пауза, за которой раздался ответ:

– Смит.

– Имя! Мне нужно ваше имя!

– Я вам его назвал.

– Вы немедленно пригласите к телефону Мэттиаса!..

Послышался щелчок, и все стихло.

Хейвелок тупо смотрел на трубку, которую продолжал держать в руке. Его ментор, земляк, друг отказывается иметь с ним дело. Что случилось?

Необходимо все выяснить. Происходящее абсолютно лишено смысла! Там, в горах Блю-Ридж, жил еще один пожилой человек, с которым Мэттиас часто встречался, когда бывал в Шенандоа. Этот старец прекрасно играл в шахматы и слыл знатоком старых вин. Как то, так и другое успешно отвлекало Энтони, ослабляя чудовищную нагрузку, которую ему приходилось ежедневно выносить. Майкл несколько раз встречался с Леоном Зелинским и всегда поражался тем теплым товарищеским отношениям, которые сохранились между двумя бывшими профессорами. Его радовало, что у Мэттиаса есть друг, чьи корни идут из Варшавы, которая, как известно, не очень далеко отстоит от Праги.

Зелинский был знаменитым специалистом по истории Европы. Он перебрался в Америку много лет тому назад, сменив Варшавский университет на кафедру в Беркли. Энтони повстречался с Леоном во время одного из своих лекционных турне по американским университетам – он ничего не имел против получения дополнительных доходов. Между ними завязалась дружба, главным образом путем переписки и за шахматной доской. После того как Зелинский вышел на пенсию и похоронил жену, Энтони убедил престарелого ученого перебраться на жительство в Шенандоа.

Телефонисту в Антибе во второй раз потребовалось гораздо больше времени на установление связи. Но в конце концов Хейвелок услышал голос старика.

– Добрый вечер.

– Леон? Это вы?

– С кем я говорю?

– С Майклом Хейвелоком. Вы меня помните?

– Михаил! Помню ли я тебя? Конечно, нет. Точно так же, как вкуса колбасы, юный дурень. Как поживаешь? Не собираешься ли навестить нашу долину? Похоже, ты говоришь издалека.

– Я нахожусь очень далеко, Леон. И я весьма обеспокоен… – Хейвелок объяснил причину своего беспокойства. Он не может связаться с их дорогим общим другом, и не думает ли Зелинский встретиться с Мэттиасом, пока тот находится в Шенандоа?

– Если он и здесь, Михаил, то об этом мне ничего не известно. Ты же знаешь, что Антон крайне занятой человек. Иногда мне кажется, что он самый занятой человек на Земле… у него, видимо, сейчас нет времени для меня. Я оставлял записки в охотничьем домике, но боюсь, он не принял их во внимание. Естественно, я