именно женщина будет высажена на берег, – клянусь! Она пробирается в Париж. Ее переведут через границу в районе Коль-де-Мулине. Когда, не знаю – клянусь! Она хочет добраться до Парижа. Клянусь кровью Христа.

Итальянец мог и не приносить клятв. Было ясно, что он говорит правду. Страх, жесточайший страх пробудил его честность. Что еще сказала ему Дженна? Почему не приказала убить Майкла? Почему его не ограбили? Хейвелок отпустил шею итальянца и очень спокойно произнес:

– Вы сказали, что могли прикончить меня. Почему же оставили в живых?

– Нет, синьор, этого я вам не скажу, – прошептал несчастный. – Клянусь богом, я исчезну, вы меня никогда больше не увидите. Я ничего не знаю! Я буду нем как рыба!

Хейвелок медленно поднял пистолет. Теперь ствол смотрел прямо в глаза итальянца.

– Говорите! – приказал Майкл.

– Синьор, у меня здесь маленький, но прибыльный бизнес. Я никогда ни при каких условиях не встревал в политику, не занимался никакими, даже отдаленно связанными с нею делами. Клянусь слезами Мадонны! Мне показалось, что женщина лжет. Я не поверил ей до конца!

– Но вы сказали, что я не был убит и у меня ничего не украли. – Майкл выдержал паузу, приблизил револьвер к самым глазам итальянца и заорал: – Почему?!

Тот, брызгая слюной, прохрипел:

– Она сказала, что вы хоть и американец, а работаете на коммунистов. В пользу Советов. Я не поверил! Я ничего не желаю знать о подобных вещах! Но осторожность прежде всего… осторожность. Здесь, в Чивитавеккия, мы стоим в стороне от схваток такого рода. Они слишком… интернациональны… для людей вроде меня, для тех, кто зарабатывает свои маленькие деньги здесь, в доках. Эти проблемы не связаны с нашими интересами… поверьте. Мы не желаем осложнений с вами – с любым из вас!.. Поймите, синьор. Вы напали на женщину, пусть проститутку, но она – женщина. Это произошло на причале. Мои люди кинулись на вас, оттащили прочь, и здесь я их остановил. Я сказал, что следует соблюдать осторожность, не забывать о последствиях…

Насмерть перепуганный человечек продолжал свою болтовню, но Хейвелок не слушал. Достаточно и того, что он уже слышал. Он был потрясен. Ничего подобного он не мог предположить даже в самых своих безумных мыслях. Американец, работающий на Советы! И это сказала Дженна? Чистейшее безумие… Сказала ли она это, чтобы вселить ужас в сердце мелкотравчатого итальянского бандита, после того как ловушка была поставлена? Итальянец не лжет. Он добросовестно повторяет ее слова.

А может быть, она и сама верила в то, о чем говорила? Может быть, именно это ему сказали ее глаза на платформе вокзала Остиа? Может быть, свою версию она принимала за истину? Был же он уверен в том, что сама Дженна – глубоко законспирированный агент Военной?

Господи! Их восстановили друг против друга одним и тем же способом! Интересно, были ли приведенные против него доказательства так же убедительны, как те, которые использовали против нее? Скорее всего, именно так… Страх, боль, обида. Она не могла больше никому доверять. Ни сегодня, ни в будущем… никогда. Ей оставалось одно – бежать. И она бежала без остановки. Господи! Что они сделали!

И почему?

Итак, она сейчас на пути в Париж. Там он и должен ее отыскать. А может быть, перехватить ее в Сан- Ремо или на Коль-де-Мулине? У него перед ней существенное преимущество – скорость. Пока она тащится по морю на старой посудине, он может воспользоваться самолетом. Итак, у него есть время.

Он не станет тратить его попусту. В посольстве в Риме служит некий офицер разведки, которому вскоре предстоит испытать всю силу его ярости. Подполковник Лоренс Бейлор Браун ответит на все вопросы. В противном случае все прошлые разоблачения неблаговидной деятельности Вашингтона окажутся лишь малозначительными примечаниями к тому, что он намерен рассказать. Некомпетентность, нарушения закона, просчеты и ошибки, стоившие ежегодно многих тысяч жизней во всех уголках мира.

Итак, он начнет с черного дипломата, который передает секретные распоряжения американским агентам в Италии и во всем регионе Западного Средиземноморья.

– Вы слышите меня, синьор? Вы понимаете, что я говорю? – Итальянец задавал свои вопросы, явно желая выиграть время. Он с надеждой косился направо. На соседнем пирсе три человека неторопливо шли в свете утра по направлению к дальним кнехтам. Два коротких пароходных гудка говорили о цели этих людей. Судно, прибывающее в порт, должно было ошвартоваться на месте, освобожденном «Эльбой». Через несколько секунд там появятся и другие люди.

– Мы очень осторожны… Мы ничего не желаем знать о подобных вещах. Мы всего-навсего дети доков. Понимаете?

– Да, я все понимаю, – произнес Майкл. Он положил руку на плечо итальянца и, развернув того лицом в противоположную сторону, приказал негромко: – Подойдите к краю.

– Синьор! Молю вас!

– Делайте, как я сказал. Быстро!

– Умоляю именем моего святого патрона, пощадите! Во имя крови Христовой и слез, пролитых святой Девой Марией! – Итальянец перешел на рыдания. – Я всего-навсего маленький торговец, синьор, незначительный человек. Я ничего не знаю, и от меня никто не услышит ни единого слова!

Когда они достигли края пирса, Хейвелок произнес: «Прыгай!» и резко толкнул итальянца вниз.

– Господи! Помогите! – завопил один из горилл после того, как шеф составил ему компанию в воде.

Майкл повернулся и торопливо заковылял назад к углу пакгауза. Причал пока был пуст, но охранник начал возвращаться к жизни. Он тряс головой, пытаясь отползти в тень сторожки. Хейвелок открыл цилиндр револьвера, вытряхнул из гнезд патроны, которые со стуком покатились по причалу, и быстро пошел к выходу. По дороге зашвырнул оружие в открытую дверь сторожевой будки и побежал – он уже мог бежать – к арендованному автомобилю.

Рим. Ответы на все вопросы находятся в Риме.

С точки зрения верхних эшелонов власти Вашингтона, четыре человека, сидевшие вокруг стола в белоснежной комнате на третьем этаже государственного департамента, были совсем еще молодыми людьми. Самому младшему – около тридцати пяти, самому старшему – ближе к пятидесяти. Однако из-за глубоких морщин на лицах и усталого выражения глаз все четверо выглядели значительно старше своих лет. Их работа сопровождалась бессонными ночами и длительными периодами чрезвычайного нервного напряжения, помноженными на постоянное одиночество. Ни один из них не имел права обсуждать с кем- либо за пределами этой комнаты те кризисные ситуации, с которыми им постоянно приходилось сталкиваться. Эти люди являлись стратегами, разрабатывающими тайные операции, своего рода воздушными диспетчерами, регулирующими полеты своих стервятников по всему миру. Малейшая ошибка с их стороны могла привести и приводила к гибели этих хищников. Те, кто стоял выше их по служебной лестнице, могли рассуждать о высоких материях; те, кто ниже, – прорабатывать детали операций; но только они являлись средоточием всей информации. Лишь эти люди имели представление о возможных вариантах развития каждой акции и могли предвидеть их вероятные последствия. Каждый из них был специалистом и бесспорным авторитетом в своей области. Без их одобрения ни один стервятник не мог отправиться в полет.

Но эти диспетчеры трудились без помощи радарных экранов и вращающихся антенн. Они руководствовались своим знанием законов человеческого поведения и умением на основе этого знания предугадывать его. Они изучали возможные действия и противодействия не только со стороны врагов, но и оценивали поступки своих оперативных сотрудников, находящихся в деле. Все оценки являлись результатом непрестанной внутренней борьбы и весьма редко приносили полное удовлетворение. Каждый новый поворот событий влек за собой бесконечное количество «…а что, если…». Количество вопросов такого рода возрастало в геометрической прогрессии как следствие спонтанных реакций на изменение обстоятельств. Эти люди были своего рода психоаналитиками. Они пытались проникнуть внутрь бесконечных хитросплетений ненормального мира, и все их пациенты являлись порождением такого мира. Каждый из четверки был специалистом и экспертом по самым жутким и мрачным сторонам жизни, жизни, где истина, как правило, оказывалась ложью, а ложь очень часто служила единственным средством выживания. Больше всего эти люди опасались стрессов, потому что под влиянием продолжительных сильных стрессов как враги, так и друзья оказывались способны на поступки, которые они никогда бы не совершили при иных