обстоятельствах. А непредсказуемость вкупе с ненормальностью – сочетание крайне опасное.

К такому заключению вчера поздно ночью пришли четыре специалиста. Накануне от подполковника Лоренса Бейлора Брауна было получено из Рима срочное сообщение, его содержание вызвало необходимость ознакомиться с досье, давно покоившимся в архиве. Разработчик стратегии должен быть знаком со всеми фактами.

Факты эти обсуждению не подлежали. События на заброшенном отрезке побережья Коста-Брава подтверждались двумя независимыми свидетелями. Одним из них был сотрудник госдепа Хейвелок, а второй – незнакомый Хейвелоку человек по имени Стивен Маккензи – один из самых опытных нелегалов, работающих в Европе на ЦРУ. Маккензи, рискнув жизнью, доставил вещественные доказательства – изодранную, залитую кровью одежду. Тщательное микроскопическое исследование дало однозначный результат – Дженна Каррас. Зачем понадобилось специальное подтверждение со стороны, было не ясно, никакой объективной необходимости в этом не существовало. Однако те, кому положено, знали о характере отношений между Хейвелоком и Каррас, и понимали, что человек в состоянии сильного стресса может сломаться и окажется неспособным исполнить свой долг. Чтобы быть полностью уверенным в исходе операции, Вашингтон организовал перепроверку. Агент Стивен Маккензи разместился в двухстах футах к северу от того места, где находился Хейвелок. Все произошло прямо у него на глазах, и показания опытного оперативника не вызывали никаких сомнений. Женщина по фамилии Каррас была убита той ночью. Тот факт, что вскоре по возвращении из Барселоны Стивен Маккензи скончался от сердечного приступа во время прогулки под парусами по Чесапикскому заливу, ни в коей мере не снижал важности его показаний. Доктор, которого тогда срочно вызвала береговая охрана (известный на Восточном побережье США хирург по имени Рандолф), уже ничем не мог помочь. Вскрытие, вне всякого сомнения, показало, что смерть Маккензи явилась следствием естественных причин.

И за пределами Коста-Брава все сведения, компрометирующие Дженну Каррас, были подвергнуты тщательной проверке. Этого потребовал государственный секретарь США Энтони Мэттиас. Разработчики стратегии знали, что стоит за таким требованием. Вновь приходилось принимать во внимание характер личных отношений – дружбу ученика и учителя, зародившуюся в Принстоне почти двадцать лет тому назад. Оба были чехи по рождению. Один из них ко времени встречи уже зарекомендовал себя в научных кругах как один из самых блестящих умов в вопросах геополитики, другой же – юный иммигрант – отчаянно пытался найти свой путь в жизни. Разница между ними была огромной, но дружба оказалась на удивление крепкой.

Энтони Мэттиас прибыл в Америку лет сорок тому назад. Сын известного пражского врача, который при первой угрозе нацизма вывез свою семью в США и был тепло встречен коллегами. Хейвелок же попал в США тайно, в результате совместной секретной операции разведывательных служб США и Великобритании. Его происхождение вначале тщательно скрывалось во имя безопасности самого ребенка. И в то время как звезда Мэттиаса поднималась все выше и выше по мере все более частого обращения к нему за советом со стороны влиятельных политических фигур страны и публичного восхваления его гениальности, молодой человек из Праги пытался утвердить себя успехами в полуночном мире тайн, успехами, незаметными при свете дня. Между ними, несмотря на всю разницу в возрасте и положении, интеллекте и темпераменте, сохранялись прочные узы. Старший старательно культивировал их, а младшему даже не приходило в голову использовать дружеские отношения в личных целях.

Те, кто был занят проверкой данных против Каррас, отдавали себе отчет в том, что не имеют права на малейшую ошибку, точно так же как стратеги понимали, что телеграмма из Рима требует к себе внимательного и чрезвычайно деликатного отношения. Но прежде всего ее во что бы то ни стало следует держать в секрете от Энтони Мэттиаса. Это было необходимо потому, что, хотя средства массовой информации и сообщили о давно заслуженном отпуске великого государственного секретаря, истина оказалась иной. Мэттиас был болен, и, как утверждали некоторые, переходя на шепот, тяжело. Через своих подчиненных он держал связь с государственным департаментом, но сам вот уже почти пять недель не появлялся в Вашингтоне. Даже наиболее проницательные представители прессы, хотя и понимали, что сообщение об отпуске госсекретаря всего лишь отговорка, не высказали и не напечатали ни слова о своих подозрениях. Каждый старался отторгнуть от себя мысль о болезни Мэттиаса, человечество не могло перенести такой потери.

Сообщение из Рима легло бы дополнительным грузом на плечи государственного секретаря Соединенных Штатов.

– Он, вне всякого сомнения, галлюцинирует, – произнес лысоватый мужчина по фамилии Миллер, кладя перед собой на стол ксерокопию телеграммы. Доктор медицины Пол Миллер был психиатром, непревзойденным авторитетом по вопросам отклонений от поведенческих норм.

– Нет ли в его досье фактов, которые могли бы в свое время послужить для нас сигналом раннего предупреждения? – спросил коренастый рыжеволосый человек в мятом костюме и приспущенном узле галстука на расстегнутом воротничке рубашки. Его звали Огилви, раньше он, как и Хейвелок, был на оперативной работе.

– Ничего такого, что вы смогли бы прочитать, – ответил Дэниел Стерн, один из разработчиков стратегии, сидевший слева от Миллера.

Он имел официальный пост – начальник Управления консульских операций, это название являлось эвфемизмом его подлинного лица – руководителя Отдела секретных операций государственного департамента.

– Но почему же? – спросил четвертый стратег. В своем строгом костюме весьма консервативного покроя, он, казалось, сошел с рекламы компании «Ай-Би-Эм», помещенной в «Уолл-стрит джорнел». Этот человек сидел рядом с Огилви, его фамилия была Даусон, и он являлся специалистом по международному праву. – Но почему так? – продолжал он. – Не хотите ли вы сказать, что в его досье имеются существенные пропуски?

– Да. Вы помните ту манию секретности, которая преследовала нас многие годы назад. С тех пор никто не удосужился пересмотреть документы, и досье осталось неполным. Но ответ на вопрос Огилви там, по- видимому, все же удастся найти. Тот самый сигнал, что прошел мимо нашего внимания. Он в конце концов полностью себя исчерпал. Сжег себя целиком, если можно так выразиться.

– Что вы хотите этим сказать? – Огилви наклонился вперед, выражение его лица вряд ли можно было назвать приятным. – Будь я проклят, если мы не обязаны строить наши оценки на доступных, проверенных фактах.

– Вряд ли мы сможем этим чего-нибудь достичь. Хейвелок характеризуется великолепно. Отмечаются один-два случая несдержанности. В остальном о нем отзываются как о чрезвычайно эффективном сотруднике, действующем адекватно в самых экстраординарных обстоятельствах.

– Да, но теперь ему мерещатся покойники на железнодорожных вокзалах, – вмешался Даусон. – Почему, спрашивается?

– Вы знакомы с Хейвелоком? – спросил Стерн.

– Весьма поверхностно. Я проводил с ним обычное собеседование, как с любым оперативным работником, – ответил юрист. – Это было восемь или девять месяцев тому назад. Он специально прилетал в Вашингтон. Мне он показался весьма полезным сотрудником.

– Он и был таковым, – согласился руководитель консульских операций. – Всегда готовый к действию, результативный, уравновешенный… очень жесткий, весьма хладнокровный, со светлым умом. Он получил отличную подготовку в весьма юном возрасте и в чрезвычайных обстоятельствах. Может быть, нам следует взглянуть именно в этом направлении. – Стерн сделал паузу, взял со стола довольно большой конверт и осторожно снял с него ярко-красную пластмассовую полоску, идущую вдоль боковой стороны. – Это полное досье о прошлом Хейвелока. То, с чем мы познакомились раньше, было обычным и не содержало ничего экстраординарного. Выпускник Принстона, докторская степень по истории Европы, ученая степень по славянским языкам. Домашний адрес: Гринвич, Коннектикут. Сирота военного времени, доставленный в Штаты из Англии и усыновленный супружеской четой по фамилии Уэбстер. Благонадежность обоих Уэбстеров была проверена. Мы познакомились с рекомендацией Мэттиаса – уже в то время его мнение принималось во внимание. Шестнадцать лет тому назад перед кадровиками государственного департамента предстал чрезвычайно одаренный выпускник ведущего университета, готовый работать за мизерное жалованье и даже согласный на совершенствование знания языков, и при этом – на занятие нелегальной