русских врагами. По сути, никто не мог полностью доверять другому хотя бы по той простой причине, что ни Москва, ни Вашингтон никогда на это не пойдут. И даже страшная угроза Парсифаля ничего тут не изменит.

Безнадежный сумасшедший мир… Сумасшедший, как и его бывший спаситель Энтони Мэттиас, суперзвезда.

– Как ты думаешь, сколько времени это займет? – спросила Дженна, сидя напротив Майкла в небольшой, залитой солнцем нише на кухне, где они пили свой утренний кофе.

– Трудно сказать. Все зависит от того, насколько убедителен будет Рандолф и как скоро у Шипперса возникнут подозрения, что за страховой компанией может стоять некто иной. Возможно, все произойдет сегодня, завтра… послезавтра. Не исключено, что и этой ночью.

– Я думала, ты хочешь, чтобы Рандолф вынудил его действовать как можно поспешнее. Мы не можем позволить себе терять время.

– Я не могу позволить, чтобы мы потеряли Шипперса. Он – единственная нить, которая у нас есть. Его имя не фигурирует в медицинском заключении. Организовать это было не сложно, учитывая желание Рандолфа скрыть истинную причину смерти, ведь он считал, что Маккензи покончил с собой. Шипперс прекрасно понимает, что его имя всплывет только в том случае, если Рандолф решится на саморазоблачение, а на это он никогда не пойдет – не только из практических соображений, но и из самолюбия.

– Но быстрота для нас – все, – не соглашалась Дженна. – Боюсь, что я до конца не понимаю твою стратегию.

Хейвелок вопросительно посмотрел ей в глаза.

– Не уверен, что я сам все понимаю. Я всегда знал одно: для того чтобы иметь успех в этом бизнесе – в нашей так называемой профессии, – необходимо научиться влезать в шкуру противника. Думать, как он, стать им, а затем поступить так, как он меньше всего ожидает. Сейчас же мне необходимо думать за человека, в шкуру которого я влезть не могу. За человека, который буквально состоит из двух личностей. – Майкл отпил кофе и, разглядывая свою чашку, продолжил: – Только подумай: американское детство, юношество… бейсбол, хоккей, книги и музыка… друзья в школе и колледже, встречи с девушками, рассказы о себе людям, которым симпатизируешь… И все эти годы приходится носить в себе тайну, которой невозможно ни с кем поделиться. Противоестественно. Скажи, как «памятливым» удается хранить свой секрет всю жизнь?

– Не знаю. Но ты сейчас обрисовал человека, которого я хорошо знаю.

– Кого же?

– Самого себя, милый.

– Чепуха. – Хейвелок поставил чашку. Было видно, что он хочет завершить разговор и убраться из кухни как можно быстрее.

– Разве? – Дженна через стол коснулась его руки. – Скольким друзьям в школе и колледже, скольким девушкам или людям, которые тебе нравились, ты рассказывал о Михаиле Гавличеке и о Лидице? Кто знает о твоих страданиях в Праге, когда ты доставлял тайные донесения, будучи обвязанным взрывчаткой? Скажи мне, сколько человек?

– Рассказывать не было смысла. Все ушло в историю.

– И я бы этого не знала – мы бы этого не знали, если бы наше руководство не настояло на глубокой и всесторонней проверке. Ваши разведывательные службы не всегда направляли в Восточную Европу своих лучших людей, а за ошибки приходилось платить нам. Но затем нам доставили досье на Гавличека и всю семью Гавличеков (все сведения, кстати, легко поддавались проверке). Пакет в запечатанном виде был привезен одним из высокопоставленных чиновников госдепа. Стало ясно, что твое непосредственное руководство, то есть те, с кем мы поддерживали постоянные контакты, ничего не знало о твоем прошлом. По какой-то причине оно хранилось в тайне. В тебе самом сидели две личности. Почему, Михаил?

– Я же сказал. Мы с Мэттиасом решили, что так будет лучше. Все должно остаться в моем прошлом.

– Значит, ты не хотел жить с этим, предпочел скрыть ото всех часть своей жизни?

– Так и будет.

– Я много раз была свидетельницей того, как люди старше тебя вспоминали те дни. Ты же молчал. Ничем не выдавал, что тоже помнишь их.

– Я был последователен.

– Как и Шипперс, ты был там и в то же время оставался невидим. Ты принимал участие, но твоя подпись нигде не появилась.

– Это совсем другое дело.

– Другое, согласна, да не совсем, – стояла на своем Дженна. – Ну да ладно. Итак, ты не можешь позволить начать обычное расследование в отношении Шипперса, потому что информаторы могут предупредить его, и он скроется, унеся с собой тайну. Ты ждешь его реакции на звонок Рандолфа. Ты надеешься, что он решит выяснить, действительно ли эта страховая компания… Как это говорят?..

– Заартачилась, – подсказал Майкл. – Они решили еще раз все перепроверить, прежде чем выплатить страховку. Это обычное дело. Они терпеть не могут расставаться с деньгами.

– Да. Ты считаешь, что Шипперс поступит именно так. И когда он выяснит, что у компании нет вопросов, то встревожится и обратится к своему руководителю, который, как ты опять же надеешься, окажется человеком под псевдонимом «Двусмысленность».

– Полагаю, что его поведение окажется именно таким. Это для него самый естественный и безопасный путь. При любых других действиях с нашей стороны он просто уйдет в подполье.

– И все время он будет…

– Думать об этом, – подхватил Майкл. – Зациклится.

– Вот именно, зациклится. Но с каждой лишней минутой увеличиваются шансы на то, что он может обнаружить слежку. Ведь ты беспокоишься, что не знаешь людей, которые ведут наблюдение, и не можешь дать им полную информацию об объекте.

– Мне это не нравится, но так делалось и раньше.

– Сомневаюсь, что обстоятельства были такими же, как сейчас, когда так высока цена ошибки. Быстрота – это для нас все, Михаил.

– Ты мне все время пытаешься что-то внушить, но не пойму что.

– Ты опасаешься спугнуть Шипперса, боишься, что он скроется.

– Не то слово. Меня это ужасает.

– Значит, не надо искать конкретного Шипперса. Ищи некоего человека из медицинского центра, который был при освидетельствовании смерти Маккензи, но чьей подписи не оказалось в протоколе вскрытия. Вспомни себя в Праге. Ты был там в двух ипостасях, а он – здесь. Вот и ищи того, который виден, – ведь у тебя нет никаких оснований полагать, что он двулик, что он скрывает какие-то секреты.

Хейвелок взялся за свою чашку, не сводя глаз с Дженны.

– Искать некоего патологоанатома, – тихо произнес он. – Исходя из того, что таковой должен был быть рядом с Рандолфом… Подтверждение. Страховая компания настаивает на подтверждении заключения врача.

– В моей стране для патологоанатомического заключения, наверное, не хватит и пяти подписей.

– Он, разумеется, от всего откажется.

– Но каким образом? Он же там действительно был.

– Шипперс скажет Рандолфу, что не может поддержать его, не может открыто признать разрыв аорты.

– В таком случае, я считаю, доктор должен будет проявить твердость. Если такова позиция анатома, то почему он не заявил о ней раньше? – Майкл улыбнулся. Он все понял.

– Здорово. Шантажируй шантажиста его же приемами?

– Почему бы и нет. У Рандолфа имеются… как вы это называете?.. Рычаги. Возраст, репутация, средства. Кто такой против него Шипперс?

– Результат будет тот же самый. Только мы заставим его шевелиться быстрее ради своей собственной безопасности. Не как «памятливого», а как обычного врача, спасающего репутацию. Шипперс попробует