Сомнения, терзавшие Джэнсона всю дорогу, еще больше усилились, когда он добрался до места назначения. Окрестности Миллингтона были запущенными и убогими, начисто лишенными обаяния. Не может быть, чтобы миллиардер захотел иметь здесь свою загородную резиденцию.

Дальше на север по автомагистрали номер 211 находились другие маленькие города – такие, как Литтл-Вашингтон, – где старания ублажить туристов уничтожили остатки местной экономики. На самом деле эти города превратились в музеи под открытым небом; опрятные белые магазинчики были заполнены образчиками «настоящего» колониального фарфора и «местных» восковых свечей, привозимых ящиками с завода в Трентоне. Фермы были переоборудованы в дорогие кафе; дочери лесорубов, фермеров и ремесленников – по крайней мере, те, кто пожелал остаться в родных краях, – облачались в кружева и оборки «колониальных» нарядов и оттачивали фразы вроде: «Меня зовут Линда, и сегодня вечером я буду вас обслуживать». Местные жители встречали приезжих с фальшивым радушием и широкими алчными улыбками.

«Чем могу вам служить?»

Но зеленая волна туризма так и не докатилась до Миллингтона. Джэнсон быстро разобрался, что представляет собой этот городок. По сути дела, большая деревня, Миллингтон был каким-то слишком настоящим, чтобы выглядеть живописно. Взгромоздившийся на каменистый склон горы Смит, он смотрел на окружающий мир как на что-то такое, что надо преодолевать, а не упаковывать в красивую обертку и продавать как эстетическую ценность. В окрестностях города не было ни одной туристической гостиницы. Ближайшие мотели были чисто утилитарными отделениями общенациональной сети, неказистые и без излишеств. Ими заправляли работавшие не покладая рук иммигранты из Юго- Восточной Азии: они вполне удовлетворяли водителей-дальнобойщиков, останавливавшихся на ночь, но ничем не могли привлечь бизнесмена, ищущего «место для проведения конференции». В десять часов в Миллингтоне ложились спать, и единственные огни можно было увидеть в десяти милях ниже, в долине, где крикливой, декадентствующей метрополией сверкал городок Монтвейл. Самым крупным предприятием была бывшая бумажная фабрика, теперь выпускавшая изразцовую плитку и производившая побочно необработанное минеральное сырье, попутный продукт добычи глины: пара десятков рабочих собирали в мешки калийную селитру. Другой завод, поменьше, расположенный чуть дальше, занимался изготовлением декоративных изделий из кожи. В столовой в центре города, на пересечении Главной улицы и Пембертон- стрит, весь день подавались только яичница, домашняя выпечка и кофе, а те, кто заказывал все три блюда, получали бесплатно томатный или апельсиновый сок, правда, в емкости размером чуть больше стопки. При автозаправке имелась также «продуктовая лавка», где на полках лежали упакованные в целлофановые пакеты крекеры и печенье, которые можно найти во всех придорожных магазинчиках Соединенных Штатов. Горчица в местном бакалейном магазине была только двух сортов: французская желтая и гульденская коричневая; ничего крупнозернистого и ароматизированного полынью не обременяло эмалированные полки, отведенные под приправы. Во всем городе нельзя было найти moutarde au poivre vert.[58] Совсем не то место, что было нужно Джэнсону.

Однако, если сведения полувековой давности верны, где-то здесь в горах прячется обширное поместье, прячется в прямом и в переносном смысле. Ибо имя владельца скрыто за семью печатями. Можно ли надеяться, что «Петер Новак» – мираж, называющий себя так, – находится где-то неподалеку? От этой мысли Джэнсона продрал мороз по коже.

Около полудня Джэнсон вошел в кафе на углу Стейт и Пембертон и завязал разговор с хозяином. Покатый лоб, близко поставленные глаза и выпирающая квадратная челюсть придавали хозяину сходство с обезьяной, но, заговорив, он показал себя на удивление образованным.

– Значит, вы подумываете о том, чтобы перебраться в наши края? – Хозяин снова наполнил чашку Джэнсона кофе из бронзовой турки. – Позвольте высказать предположение. Вы заработали много денег в большом городе и теперь ищете тишины и спокойствия в провинции, не так ли?

– Ну, примерно так, – подтвердил Джэнсон.

На стене за стойкой была прибита гвоздями табличка, белые буквы с завитушками на черном фоне: «Кафе Кенни – здесь правят качество товара и качество обслуживания».

– Вы точно не хотите поселиться поближе к удобствам, к которым привыкли? На Пембертон-стрит есть одна дамочка, занимающаяся недвижимостью, но я не уверен, что вы найдете здесь поблизости именно то, что ищете.

– Я рассчитываю сам построить то, что мне нужно, – заметил Джэнсон.

Простояв слишком долго на плите, кофе горчил. Джэнсон рассеянно взглянул на покрытую пластиком стойку. В середине, где было самое оживленное движение тарелок и столовых приборов, узор, представляющий собой мешковину редкого переплетения, протерся до белого основания.

– Это было бы здорово. Если, конечно, вы сможете позволить себе что-нибудь действительно стоящее.

Исходящий от хозяина аромат дешевого лосьона после бритья смешивался с сильным запахом сала и масла.

– В противном случае не было бы смысла хлопотать.

– Да, в противном случае не было бы никакого смысла, – согласился хозяин. – Знаете, мой сын – ему вдруг пришла в голову бредовая мысль, как разбогатеть. Что-то связанное с Интернетом. Какая-то чушь насчет торговли через Сеть. Несколько месяцев он только и говорил что о «модели бизнеса», «добавочной стоимости», «электронной торговле без трения» и прочей чепухе. По его словам, «для новой экономики больше не существует расстояний», так что теперь нет никакой разницы, где ты находишься: в Миллингтоне, на Роаноке или в Далласе. Там живут его одноклассники. Одним словом, к декабрю все их сбережения растаяли, и в январе он уже чистил снег на тротуарах. Моя жена считает, все обошлось хорошо. Говорит, радуйся, что сын не увлекся наркотиками. Я не стал ее огорчать, что совсем в этом не уверен. Наркотики – это не только то, что курят, нюхают или колют. Деньги, точнее страсть к ним, также