также нагрелись до нужной температуры. Убийцы предположат, что их жертва отступила на кухню. Сквозь щели между неплотно прибитыми досками сарая Джэнсон увидел, что на улице остался всего один человек с автоматическим карабином на изготовку; его товарищи побежали на противоположную сторону двора, чтобы помочь тем, кто уже проник в дом.

Достав свою маленькую «беретту», Джэнсон сквозь щель прицелился в коренастого мужчину, облаченного в камуфляж. Однако он еще не мог стрелять – не мог рисковать тем, что остальные услышат выстрел и поймут, где он укрывается. Из дома доносились тяжелые шаги армейских ботинок: боевики поливали комнаты автоматными очередями, пытаясь обнаружить место, где спрятался Джэнсон. Дождавшись раскатистого грохота пятидесяти ружейных патронов, взорвавшихся в духовке, Джэнсон нажал на курок. Звук выстрела потонул в реве взрыва и последовавших за ним громких криках.

Он выстрелил именно тогда, когда нужно.

Коренастый мужчина медленно повалился ничком на землю. Его тело бесшумно упало на толстый слой опавшей листвы.

Теперь вход в дом остался без присмотра: открыв дверь сарая, Джэнсон подбежал к убитому, зная, что его никто не увидит. На мгновение у него мелькнула мысль, не лучше ли спрятаться в густых зарослях на склоне холма. Джэнсон знал, что легко сможет это сделать; он уже не раз в похожих случаях исчезал в таких местах. Он не сомневался, что без труда оторвется от преследователей и день-два спустя появится в одной из окрестных деревень.

Затем Джэнсон вспомнил убитую старуху, ее жестоко изуродованное тело, и мысли о бегстве оставили его. Сердце учащенно забилось, и даже вечерние тени окрасились в красные тона. Он убедился, что его пуля попала убийце в лоб чуть ниже линии волос; лишь тоненькая струйка крови выдавала место смертельной раны. Забрав у убитого автомат и патронташ, Джэнсон повесил оружие себе на плечо.

Терять время нельзя.

Отряд боевиков собрался в доме и, громыхая коваными ботинками, беспорядочно палит из автоматов. Джэнсон знал, что пули летят в шкафы, ящики и все прочие места, где только можно укрыться; свинцовые посланцы смерти в стальных оболочках разносили в щепки дерево, ища человеческую плоть.

Но в действительности теперь в ловушке они.

Джэнсон бесшумно обогнул дом, таща за собой труп. В мечущихся лучах света он узнал лицо, второе, третье. У него кровь в жилах застыла. Свирепые лица. Лица тех, с кем он много лет назад работал в Отделе консульских операций, кого он недолюбливал еще тогда. Это были жестокие люди – у них были испорчены не манеры, а души. Для этих людей грубая физическая сила – не последнее, а первое средство; их цинизм являлся следствием не разочарованного идеализма, а неприкрытой алчности и похотливости. На государственной службе их интересовали только деньги; Джэнсон считал, что самим своим присутствием они дискредитировали правительство Соединенных Штатов. Технические навыки, которые они привносили в работу, сводились на нет полным отсутствием совести, неспособностью осознать высшую справедливость, которой порой оправдывались весьма сомнительные методы.

Надев свой пиджак на убитого, Джэнсон прислонил труп к раскидистому каштану, а затем шнурками из его ботинок привязал фонарик к безжизненной руке. Отломив щепочки от сухой ветки, он поднял мертвецу веки, открыв остекленевшие глаза. Это была грубая работа – делать из трупа свою копию. Но в вечерних сумерках мимолетный взгляд ничего не заподозрит, а только это и было нужно Джэнсону. Он дал длинную очередь в разбитое окно гостиной. Трое боевиков задергались в предсмертных судорогах: пули пробили легкие, желудок, аорту, диафрагму. В то же время неожиданная стрельба привлекла и остальных.

Перекатившись к каштану, Джэнсон включил фонарик, привязанный к руке трупа, и, бесшумно скользнув за валун в десяти футах от дерева, притаился в темноте.

– Осторожнее! – крикнул один из боевиков.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы они заметили фигуру у дерева. Им был виден лишь свет фонарика; возможно, луч упадет на темный пиджак и, если повезет, в темноте блеснут раскрытые глаза опустившегося на корточки мертвеца. Заключение будет принято мгновенно: вот откуда исходил смертоносный огонь.

Ответ был именно таким, какого ожидал Джэнсон: четыре боевика открыли огонь по фигуре в темноте. Одновременная пальба мощного оружия, поставленного на автоматический огонь, была оглушительной; за считаные секунды боевики всадили сотни пуль в своего бывшего товарища.

Шум и охватившее боевиков бешенство были Джэнсону на руку: из своей маленькой «беретты» он быстро сделал четыре прицельных выстрела. Расстояние до цели не превышало десяти ярдов; его точность была безукоризненной. Все четверо, обмякнув, повалились на землю; автоматные очереди резко оборвались.

Оставался последний боевик; Джэнсон различил его силуэт в занавешенном окне на втором этаже. Высокий, упрямо вьющиеся, несмотря на короткую стрижку, волосы, напряженная поза. Джэнсону было знакомо его лицо, но сейчас он узнал бы боевика только по походке, по резкой, решительной упругости его движений. Это был предводитель. Предводитель боевиков, их командир. Джэнсон успел это понять по тому немногому, что видел.

Он вспомнил имя: Саймон Чарны. Сотрудник Отдела консульских операций, специализирующийся на похищениях и убийствах. Их пути не раз пересекались в Сальвадоре в середине восьмидесятых, и Джэнсон еще тогда считал Чарны человеком опасным, не ставящим ни в грош жизнь мирного населения.

Но сейчас Джэнсон не собирался его убивать. По крайней мере до тех пор, пока они не поговорят.

Однако допустит ли Чарны эту возможность? Он умнее и опытнее остальных. Он раскусил хитрость Джэнсона на долю секунды раньше своих товарищей, первым увидел ловушку и попытался остановить своих людей. У него остро отточенное оперативное чутье. Такой не станет без нужды подставлять себя опасности, а будет выжидать благоприятную возможность.

Джэнсон не мог позволить ему эту роскошь.

Предводитель исчез, укрылся от огня. Подбежав к разоренной гостиной, Джэнсон увидел повсюду осколки, пятна сажи от взорвавшихся патронов вокруг камина, железный поднос, изуродованный буфет.

Наконец он нашел банку палинки, прозрачной отравы. Банка треснула, судя по всему, задетая шальной пулей, но не разбилась. Джэнсон знал, что делать. Обыскав одного из убитых боевиков, он достал зажигалку. Затем, разлив девяностоградусный самогон по комнате, поджег спиртосодержащую смесь. Через считаные мгновения голубые языки разбежались по всей гостиной; вскоре к ним присоединилось желтое пламя занявшихся занавесок, газет и соломенных кресел. Затем загорится деревянная мебель, а вслед за ней доски пола, потолка и перекрытий.

Джэнсон подождал, чтобы огонь разгорелся вовсю; прыгающие и мечущиеся голубые и желтые языки пламени слились друг с другом. Узкая лестница заполнилась удушливым дымом.

Саймон Чарны, предводитель боевиков, должен сделать выбор – вот только на самом деле выбора у него не было. Оставаться там, где он находился, означало попасть в пылающую преисподнюю. Не мог он бежать и назад, через двор: дорогу ему преградила стена огня, Джэнсон позаботился об этом. Единственный путь лежал вниз по лестнице и через дверь.

Но все же Чарны опытный профессионал; он поймет, что Джэнсон будет ждать его на улице, и примет необходимые меры предосторожности.

Тяжелые шаги послышались даже раньше, чем ожидал Джэнсон. Однако, остановившись на крыльце, Чарны дал длинную очередь, поливая все вокруг в секторе 180 градусов. Любой затаившийся в засаде получил бы пулю из бешено стрекочущего автомата. Джэнсон одобрительно отметил предусмотрительность и смекалку боевика, наблюдая за его вращающимся торсом, – сзади.

Он поднялся из засады, из-за лестницы у пылающей гостиной, находящейся в опасной близости от огненного ада – единственного места, откуда его не ждал Чарны.

Командир боевиков выпустил новую очередь по кустам перед крыльцом, а Джэнсон набросился на него сзади, делая захват за шею, вырывая у него из рук автомат. Чарны бешено сопротивлялся, но ярость придала Джэнсону дополнительные силы. Ударив Чарны коленом по почкам, он вытащил его на каменное крыльцо и, обхватив его талию ногами, выгнул шею болевым приемом.

– Сейчас мы с тобой побеседуем по душам, – прошептал Джэнсон, прижимаясь губами к уху Чарны.

Тот нечеловеческим усилием выгнул спину и сбросил его с себя. Чарны побежал во двор, прочь от