радиопередатчике с круглой антенной.

– Радиопередатчик?

– Да. Поэтому фрицам и удалось так точно зайти на рубеж бомбометания. Они ориентировались по радиосигналу. Ребята из МИ-5 и МИ-6 не возражают, чтобы я вам это продемонстрировал. Честно говоря, они даже обрадовались. А то они боятся, что при такой суматохе кто-нибудь там наследит. Но вы сможете подтвердить, что мы ничего не трогали.

Они пробирались через груды кирпичной трухи и дымящиеся кострища в правое крыло главного здания. Майор открыл дверь, и они свернули направо по коридору, который, похоже, был совсем недавно разделен перегородками на новенькие служебные кабинеты.

– Радиосигнал мог направить эскадрилью в этот район, – говорил Фонтин офицеру. – Только в этот район, но не прямо на цель. Это же были бомбардировщики. Я как раз ехал по шоссе – они спикировали на минимальную высоту. Им бы потребовалась для этого более совершенная система наведения, чем простой передатчик.

– Когда я сказал, что мы не обнаружили наземных ориентиров, – прервал его майор, – я имел в виду, что не было обычной разметки: пункты А, Б, В. Этот гад просто распахнул окно и выстрелил из ракетницы. Так что сигнальные огни были. Целая коробка, черт бы их побрал.

В конце коридора у двери стояли два рослых солдата. Офицер толкнул дверь и вошел в комнату. За ним вошел Виктор.

Комната была не тронута взрывами, чудесным образом оставшись невредимой посреди адского разрушения. На столе у окна стоял раскрытый портфель, из которого торчала кольцевая антенна, прилаженная к спрятанному в портфеле радиопередатчику.

Офицер жестом указал на кровать слева, незаметную от двери.

Фонтин застыл. Он не мог оторвать глаз от того, что увидел.

На кровати лежал мужчина: его затылок снесло выстрелом. Из правой руки выпал пистолет. В левой зажато большое распятие.

На нем было черное одеяние священника.

– Чертовски странно все это, – сказал майор. – Мы нашли у него документы, из которых явствует, что он принадлежит к какому-то греческому монашескому братству. Какой-то Ксенопский орден.

Он поклялся. Это больше не должно повториться.

Джейн и новорожденные были тайно переправлены в Шотландию. К северу от Глазго, в уединенный дом в сельской местности близ Данблейна. Теперь Виктор не доверял военным городкам с «непревзойденной системой безопасности», не верил ни в какие гарантии МИ-6 или британского правительства. Вместо этого он воспользовался своими собственными средствами, нанял демобилизованных солдат, тщательно их проверил и превратил дом и прилегающую к нему территорию в маленькую крепость. Больше он не намерен выслушивать предложения Тига, или его возражения, или оправдания! Его преследуют силы, действия которых он не мог постичь разумом, враг, не принимающий участия в европейской войне и тем не менее активный ее участник.

Неужели это будет продолжаться до конца жизни? Матерь Божья, почему они ему не верят? Как же ему добраться до этих фанатиков и убийц и убедить их в своей искренности? Он же ничего не знает! Ничего! Поезд покинул Салоники три года назад, на рассвете 9 декабря 1939 года – и больше он ничего не знает. Только то, что этот поезд существовал.

– Ты собираешься оставаться здесь до окончания войны? – Тиг приехал в Данблейн. Они гуляли по саду около дома под неусыпным надзором охраны. Они не виделись уже пять месяцев, хотя Виктор позволял ему звонить через коммутаторный телефон. В лох-торридонской операции без него было не обойтись.

– У тебя нет на меня прав, Алек, я же не британский подданный, я не приносил вам присягу верности.

– Я и не думал, что это необходимо. Тем не менее я произвел тебя в майоры, – улыбнулся Тиг.

Виктор рассмеялся:

– Хотя я никогда не был официально нанят на государственную службу. Ты беззастенчиво нарушаешь воинские традиции.

– Это точно. Я просто делаю дело. – Бригадный генерал остановился. Он наклонился, сорвал травинку и взглянул на Фонтина. – Стоун один с этим не справится.

– Почему? Мы же с тобой говорим по нескольку раз в неделю. Я рассказываю тебе все, что могу придумать. Стоун осуществляет решения. Это разумная организация дела.

– Это не одно и то же – и ты это прекрасно понимаешь.

– Придется удовольствоваться этим. Я не в состоянии воевать на двух фронтах сразу. – Фонтин замолчал, вспомнив слова отца. – Савароне был прав.

– Кто?

– Отец. Он ведь знал, что тот груз в поезде – что бы там ни было – способен сделать людей врагами, даже если они сражаются за общую цель.

Они дошли до конца тропинки. В тридцати ярдах от них у стены стоял охранник. Он улыбнулся и потрепал по мохнатой холке волкодава, который ощетинился и зарычал, почуяв запах незнакомца.

– Когда-то эту загадку тебе придется решать, – сказал Тиг. – Ради самого себя, ради Джейн, ради детей. Не можешь же ты провести вот так всю жизнь.

– Я сам себе это говорил бессчетное количество раз. Но пока не знаю, как ее решить.

– Может быть, я знаю. Во всяком случае, догадываюсь. В моем распоряжении лучшая в мире разведка.

Виктор посмотрел на него с интересом.

– И где же ты начнешь?

– Вопрос не «где», а «когда».

– Хорошо – когда?

– Когда закончится война.

– О, пожалуйста, Алек! Хватит слов! Хватит стратегических планов! Мне надоели все эти уловки!

– Никаких уловок. Простое, очень несложное соглашение. Ты мне нужен. В войне произошел перелом. «Лох-Торридон» вступает в важнейшую фазу. И я хочу увидеть плоды операции.

– Да ты маньяк!

– Такой же, как ты! Что вполне понятно. Но ты ничего не узнаешь о «Салониках» – это кодовое название придумал, кстати, Бревурт, – пока мы не выиграем эту войну, поверь мне. А война будет выиграна!

Фонтин внимательно смотрел в глаза Тигу.

– Мне нужны факты, а не пустая риторика.

– Очень хорошо. Мы установили личность некоторых действующих лиц, которые я, ради твоей собственной безопасности и безопасности твоей семьи, тебе не раскрою.

– Человек в «Остине»? В Кенсингтоне и в Кампо-ди-Фьори? С проседью? Палач?

– Да.

Виктор задержал дыхание, стараясь подавить почти непреодолимое желание схватить Тига за шиворот и вытрясти из него признание.

– Ты научил меня убивать. Я могу тебя за это убить.

– Смысл? Я же буду защищать тебя ценой собственной жизни, и ты это знаешь. Дело в том, что он обезврежен. И находится под наблюдением. Если, конечно, он и в самом деле тот палач.

Виктор медленно выдохнул. Мышцы челюсти болели от напряжения.

– Кто еще?

– Два старца из Константинопольской патриархии. Я узнал о них от Бревурта. Они возглавляют Ксенопский орден.

– Значит, они повинны в бомбежке Оксфордшира! Боже, да как же ты мог…

– Нет, не повинны, – поспешно прервал его Тиг. – Они были еще больше потрясены, чем мы, если это возможно. Они меньше всего на свете хотят твоей смерти.

– Но человек, который направлял эти бомбардировщики, был священником! Из Ксенопского ордена!