ящике стола. – Неужели воздушные шарики?

Настя сделала недовольное лицо и спряталась под одеялом с головой. Машка усмехнулась и кинула упаковку в ящик.

– Мне нечего скрывать, – уверенно сказала она, выбравшись через полминуты. – Да, я трахалась с Димой весь вечер и мне жутко понравилось. Я хочу ещё, и я буду с ним трахаться, нравится это кому-то или нет!.. – Настя почти срывалась на крик и смахивала непонятно откуда взявшиеся слёзы. – А ещё… Анхен, собирайся, завтра мы вчетвером едем в Зеленоград… – а потом, отлепив с монитора зелёный стикер с надписью: «Рыбка, я тебя люблю. Завтра в 7:45 будь готова», добавила: – В восемь.

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Ленинский проспект», – раздалось в душном вагоне метро. Димка и Настя сидели рядом на крайнем сиденье и спали. С началом практики перестал ездить автобус от общежития, и студентам снова пришлось пользоваться общественным транспортом.

– Настюха, – тихо шептал Димка ей на ухо, пытаясь разбудить. – Рыбка, нам выходить пора, – и нежно целовал в нос и губы.

Три недели назад жизнь Насти перевернулась с ног на голову. Ночевала она у Димки, утром они вместе ехали в универ, а днём – отсыпались. Зачёты и экзамены она сдавала почти одновременно. Димка доставал ей нужные лекции, долго объяснял то, что было непонятно, учил решать задачи и делал за неё два курсовых проекта. В этом графике кто-либо из них находил время забежать в универ, чтобы взять допуски на очередной экзамен; обедали, не убирая тетрадей, прямо на месте. Обычно – в дверь начинали стучать Андрей с Анькой, напоминая, что нужно есть, хотя бы раз в сутки. Спали четыре часа. Слабость и недосып стали постоянными спутниками Насти. Потом стало легче – осталось три долга, которые предстояло сдать после каникул, началась зимняя практика.

Приходя в мастерскую, с девяти утра, она начинала отсчитывать часы и минуты до того момента, когда она сможет снять грязный жирный халат, чёрные защитные очки – и просто побыть с Димкой. Сначала – на небольшом перерыве в одиннадцать, а потом – в час. Но иногда, не дожидаясь перерыва, они тихо прятались за станок, и Димка нежно и трогательно целовал её. Осторожно, без языков, боясь, что их застукают. За пару часов они умудрились испортить четыре заготовки для болтов. Они просто о них забывали.

– Что ж ты, прекрасная, не контролируешь своего будущего главного инженера? – снисходительно смеялся Роман Львович, который разрешил себя звать дядей Ромой. Димка с Настей прятали глаза и глупо улыбались.

– Так вот получилось… – отвечал Димка, пожимая плечами.

– Ладно, перерыв, – крикнул дядя Рома. – Ничего страшного. В шкафу возьмёте готовые. Там целый ящик. Покажете потом Ривкину. Только про меня не говорите. Хорошо, прекрасная? Да не смущайся ты!..

– Поехали на выходных в Зеленоград? – спросил Димка, снимая с волос резинку, а потом и очки с глаз.

– Зачем? – испуганно спросила Настя, силясь улыбнуться.

– Познакомлю тебя с родителями и Ванькой.

Настя опустила глаза и ничего не ответила:

– Что с тобой? Ты не хочешь?

– Нет, – виновато улыбнулась она, посмотрев ему в глаза.

– А что же тогда?

– Я боюсь, – прошептала она в ответ. – Боюсь, что я им не понравлюсь. Я не знаю, как себя вести. Меня никогда ещё не знакомили с родителями!.. Мне кажется, я по определению не из тех девушек, что могут понравиться родителям парня.

– Не говори глупостей. Будь собой, а остальное я возьму на себя.

Выходные в Зеленограде с Николаем и Мариной стали для Насти первым опытом знакомства с родителями парня, прошедшим для неё вполне спокойно и удачно.

Николай понравился ей чуть больше – Настя не могла объяснить почему. Может быть, потому что казалось, она не понравилась Марине. Перед тем как ехать обратно, Настя говорила с Николаем:

– … Моя мама тоже училась в медицинском, но летом в 84-м году взяла академ. А в конце июля родилась я. Она не работает по специальности. Зимой, осенью ведёт автобусные экскурсии по России, а летом – помощник директора круизов по Волге и Оке.

– А как её зовут, Насть? Вдруг мы знакомы, – смеялся Николай, складывая вещи в багажник машины.

– Ольга, – ответила Настя. – Тогда она была Романова. Не знали?

Николай на пару секунд уставился в багажник. Подошёл Димка и, нежно обняв её, чмокнул в макушку.

– Нет, Насть, кажется, не знал… – ответил Николай, закрывая багажник. – Можем ехать!

Ночью Дима и Настя не спали – лежали под одеялом и разговаривали.

– Я читал, что через сто лет весь мир будет говорить на эсперанто и люди всех стран смогут понимать друг друга. Это ведь легко. У нас в учебнике была статья на эсперанто. Он так похож на испанский, я даже всё понял! Представляешь?

– Димка, я не хочу говорить на эсперанто!.. Я хочу говорить на русском.

– Ничего-ничего, смугляночка, – шептал он, – через сто лет будешь у меня говорить на эсперанто как миленькая… Слушай, а поехали в Сочи летом?

– Вдвоём на море? – улыбнулась Настя. Его глаза в темноте были еле различимы.

– Вчетвером. С Андрюхой и Анькой.

– Поехали.

– Насть…

– Что?

– Настенька… – Димка целовал её щёки, веки и губы. – Я люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю, Димка… Димочка…

Они решили не заниматься любовью этой ночью, а в понедельник не идти на практику, и провести ещё один день в Зеленограде. Они заснули под утро, тесно прижавшись друг к другу. Засыпая, Димка вспоминал вечерний разговор с отцом.

Он сказал ему:

– Береги её. Лучшей девушки ты не найдёшь.

– Я знаю, па. За Настю я любого убью.

– Матери она не очень нравится, но ты не волнуйся. Она привыкнет. Мне нравится. Я бы на твоём месте тоже влюбился. Она напомнила мне одну девушку, с которой я учился… ну, ладно, это всё неважно. Любишь её?

– Люблю.

Проснулись в час дня, когда дома уже никого не было. Димка взял Настину ладонь и стал её рассматривать.

– Я нашёл родинку у тебя на запястье, – сказал он, обнимая сонную Настю. – Знаешь, что это значит?

– Не знаю, – улыбнулась Настя, не открывая глаз.

– Это значит, мы будем счастливы.

В один из последних дней зимней практики, Анька, тихо выйдя вечером из комнаты Андрея в ванную, столкнулась с Настей. Больше недели она не появлялась в одиннадцатом блоке, не отвечала на сообщения и не брала трубку, только один раз написала, что она у Димки и что всё хорошо. Она порывисто обняла Аньку и разрыдалась у неё на шее.

– Моя, что случилось? – Анька вытирала ей слёзы бумажными салфетками. – Поссорились?

Слова Насти, смешанные со слезами и эмоциями, казались почти бессвязными, но очень понятными.

– Нет, – всхлипывала Настя. – Просто… мы такие дураки… столько времени потеряли. Он такой… такой…