телефончик адвокатши, и свой адресок. Она там с другом комнату снимала.

— С другом? — качнул туфлей Беседин.

— С другом. Ныне покойным. Так что здесь полный порядок. Возвращаюсь немного назад. Пробил я, стало быть, телефончик, гляжу — ба! Знакомые все лица.

Дай, думаю, за барышней сам заеду. Милая барышня. Образованная. Подъехал к дому. Стоит, родимая. Голосует. Мы ее и взяли. И вот тут у нас полный развал схождения образовался. Наркоманка утверждает, что наговорила целую кассету на диктофон. А Елена Андреевна утверждала, что никакой кассеты не было. Что это она из сострадания денег отстегнула. А диктофончик включила для виду, чтобы, значит, эта наша спид сватая не была оскорблена подаянием. Я правильно излагаю, Елена Андреевна?

Лена молча смотрела на Зверева. Впервые в жизни она до такой степени, до разрыва сердца, ненавидела человека. От бессильной ненависти даже вцепилась руками в мягкую обивку стула, на котором сидела.

— Так что? — нетерпеливо перебил Беседин. — Есть пленка или нет? Вы квартиру ее…

— Подождите, Евгений Юрьевич, дайте уж мне рассказать по порядку.

Сегодня на моей улице праздник. Конечно, первым делом мои бойцы на квартирку нагрянули. Но ничего не нашли. Отзвонились: пусто, мол. А Елена-то наша Андреевна уж так распелась, так распелась, таких кружевов наплела. Не было, мол, ничего. Не виноватая я. Чуть не поверил ведь, грешным делом. Что значит образованная женщина! Такие слова нашла, такие аргументы…

— И дальше? — снова перебил Беседин. — Вообще, почему это избитое создание, — как это неэстетично, кстати, Алексей! — так почему она к адвокатше твоей сунулась? Ты уверен, что она в милицию до этого не сообщила? И что, в конце концов, с кассетой? Перестань меня изводить, в самом деле!

В комнате зазвонил телефон. Зверев снял трубку.

— Алексей Васильевич! Кассету привезли, — так громко, что было слышно в комнате, прокричал чей-то голос.

— Давайте ее сюда. — Зверев положил трубку. — Есть пленка! Привезли.

Правда, Елена Андреевна только что чистосердечно призналась. Но кассета была уже к этому времени найдена. Вот так, деточка, — улыбнулся он Лене.

В дверях комнаты возник охранник. В руках его была кассета. Елена мгновенно узнала ее.

— Давай ее сюда, дружок. Мы прослушивание устроим. Евгению Юрьевичу будет интересно, какая информация чуть было не просочилась в СМИ, я правильно излагаю, деточка? Лена молчала.

— Вот так. Нельзя верить образованным женщинам, Евгений Юрьевич.

Простая баба, вот как спидоватая наша, — она не соврет. У нее что на уме, то на языке. В милицию она не ходила, это точно. Потому как в розыске находится.

Почему к адвокатше поперлась? Так ведь не знала больше никого. И потом, у адвокатши муж журналистом был.

— Почему был? — одними губами спросила Лена.

Зверев обернул к ней ласковое лицо:

— Так ведь убили мы его, деточка. Застрелили. И пленочку у него нашли… Последних слов Елена уже не слышала. Она метнулась со своего места, вцепилась ногтями в глаза Зверева. Ее били, оттаскивали, но она ничего не чувствовала, кроме желания выцарапать, разодрать, загрызть насмерть.

— Стреляйте! — орал Зверев.

— Не сметь! — заливался тонким смехом Беседин.

Когда Калинину оттащили, швырнули на пол, она была почти без сознания.

— Убью, стерва! — рычал окровавленный Зверев, замахиваясь кованым ботинком.

— Не смей ее трогать, слышишь? — грозно крикнул Евгений Юрьевич. — Что за методы? Бить женщин! Потом опять в больницу везти, переломы лечить?

Успокойся. Подумаешь, пара царапин.

— Лечить? Да ее убить надо. Сию секунду! Да она мне все лицо… Как я на работу? Перед женой? Су- ука!

— Отойди от нее немедленно! Охрана, свяжите обеих женщин и положите где-нибудь, я не знаю… Узнайте у Каримова, где сейчас имеются чистые боксы.

И отнесите туда. Каждую в отдельный бокс. Ошалевшую от ужаса Лельку и бесчувственную Елену выволокли из комнаты.

— Ты просто зверь, Алексей! — поморщился Беседин. — Как я отвык от ваших мерзостей! — Я зверь? — задохнулся от возмущения Зверев. — Я не сплю трое суток, отслеживая ситуацию, я нашел девку в пятимиллионном городе! Это все равно что иголку в стоге сена! Я обрубил все концы! Изъял пленку, где, между прочим, указано расположение базы! И после всего этого я зверь? Эта сучка едва не загрызла меня, а я зверь?

— Ну все, все, успокойся. Выпей коньяку. Что ты как институтка? Приложи полотенце мокрое к роже. Ох, как она тебя! — снова расхохотался Беседин. — Ну прости. Пойми, убивать нерационально. Раз уж она здесь, надо использовать материал. Пусть Каримов что-нибудь на ней испытает. И она умрет не мгновенной смертью, а долгой и мучительной. И делу польза, и тебе радость. Все, забудем об этом. Я обидел тебя? Ну прости. В конце концов, все замечательно. Ты — молодец.

Отлично справился с ситуацией! И вообще у нас праздник! Вчера на заседании правительства вопрос решен в нашу пользу! Какие горизонты, Алексей! Кстати, надо будет послать Смагиной вакцину. Пусть лечится. Нам ведь с ней еще работать. А иранцы? А?! Это черт знает какие горизонты! Давай-ка выпьем и займемся делами. Сиди. Я уж поухаживаю за тобой.

Беседин достал из «дипломата» французский коньяк, нарезанный в пластиковой упаковке лимон.

— Давай выпьем понемногу, заслушаем Каримова и съездим куда-нибудь…

Впрочем, да. Сегодня тебе лучше на людях не показываться. Ну, возьмешь завтра больничный. А сейчас пошлем кого-нибудь из ребят в кабак. Привезут все сюда.

Посидим на бережку, у озера. Правда, дождь вроде собирается. Но может, и не соберется. Ну, давай за наши успехи, Леша!