Он нахмурился, словно никогда не обращал внимания на цвет своих глаз.
— Да, наверное.
— Она была высокой?
— Нет, миниатюрной.
Ну конечно. Джоли перевела взгляд на свои слишком длинные и чересчур худые ноги, прикрытые клубничным покрывалом.
— С роскошной фигурой.
Джоли постаралась не глядеть на свою маленькую грудь, к счастью, спрятанную всё под тем же покрывалом.
— Она знала, что прекрасна, и умела использовать свою красоту. Она управляла мужчинами одним взмахом ресниц. А я не хотел этого замечать, думая, что она верна мне так же, как и я ей.
Джоли нахмурилась, чувствуя, что все больше и больше ненавидит эту женщину. Красивая, жестокая манипуляторша.
— Она хотела просто показать, что у нее могут быть другие? Или они и в самом деле… были?
Кристиан улыбнулся, но вовсе не нежно, как раньше, а, скорее, язвительно.
— О, да, были.
Отвращение захлестнуло Джоли. Как Лила могла обращать внимание на других мужчин, когда Кристиан, по его словам, так любил ее? У Джоли просто не укладывалось это в голове.
— Даже мой брат.
Джоли тут же прекратила размышлять о глупости той женщины и уставилась на него.
— Твой брат?
Кристиан словно осознал, что сказал больше, чем собирался, и, отведя взгляд, стал изучать клубнички и бантики на одеяле.
— Кристиан? — она изогнулась, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Ты поэтому не разговариваешь с родными?
Он покачал головой, нащупав край покрывала и перебирая пальцами бахрому.
— Раньше поэтому. Теперь я понимаю, что Рис пытался открыть мне глаза на истинную природу Лилы.
— Рис? Так зовут твоего брата?
— Да. У меня два брата. Рис и Себастиан. Вся моя семья.
Он по-прежнему избегал ее взгляда, но ей не нужно было видеть его лицо, чтобы расслышать в голосе боль. Он любил своих братьев. Скучал по ним. Джоли понимала его чувства, хотя со своими родными особо близка не была.
— Они старшие братья?
— Рис — старше, Себастиан — младше.
— И где они теперь?
— Оба живут в Нью-Йорке.
— И они знают, что ты расстался с Лилой?
— Да.
— Тогда почему вы не можете помириться?
Кристиан рассмеялся, и этот резкий скрипучий звук показался пародией на настоящий смех.
— Вряд ли они готовы меня простить.
— Почему нет? — Его братья наверняка скучали по нему так же, как и он по ним.
Он вновь покачал головой, а потом крепко прижал Джоли к своему мускулистому телу.
— Я не хочу говорить об этом. Все, что я хочу — это обнимать тебя.
Он опустил голову и впился ей в губы жадным поцелуем, моментально возбудившим ее. Жар вспыхнул во всем теле Джоли.
Руки Кристиана заскользили по телу, пока не добрались до бедер. И сразу же Лила и его братья утратили всякое значение. Все, о чем Джоли была в состоянии думать, — это то, что этот красивый замечательный мужчина занимается с ней любовью.
Глава 24
Кристиан не отрывал глаз от Джоли, которая свернулась возле него клубочком, закрыв глаза и размеренно дыша. Скоро взойдет солнце и вампир провалится в глубокий сон, но пока еще у Кристиана была возможность любоваться девушкой.
Она мирно спала, и даже во сне на ее лице читалось удовлетворение. Это зрелище немножко утешало его, правда, самую малость, но все же…
Хотя о каком утешении вообще могла идти речь, когда Джоли даже не подозревала, что оказалась в постели с монстром? О да, Кристиан разрешил себе забыть обо всем, пока она вдруг не принялась расспрашивать его о семье. И тогда все его былые 'подвиги' во всей красе вновь всплыли в памяти.
Как он мог забыть? Как мог искать умиротворение, когда Рис так страдал? И невзирая на все его корыстные желания помочь этой смертной, на его великий план по превращению в человека, Кристиан оставался чудовищем. Эгоцентричным, бессердечным, заботящимся лишь о себе.
Ну, возможно, не совсем бессердечным. В конце концов, он осознал, какие муки причинил Рису. Он постиг ту страшную нескончаемую боль, что терзает сейчас его брата.
Когда-то ему казалось, он уже имеет представление о том, что такое боль. Он считал, что Рис предал его, когда переспал с Лилой, и ярость терзала душу Кристиана почти два столетия. Но понадобился всего лишь один укус — один смертоносный укус, — и он понял, что тот гнев зародился на пустом месте. Когда убивал Джейн, в ее крови он почувствовал вкус любви. Ее любви к Рису. И лишь тогда Кристиан осознал: то, что он принимал за любовь к Лиле, было лишь наваждением, навязчивой идеей, которая извратила его убеждения и растоптала все шансы на счастье. На счастье не только самого Кристиана, но и его старшего брата.
Но не укус, который принес это шокирующее откровение, позволил Кристиану понять всю глубину потери Риса. Это заставила его сделать очаровательная смертная, что спит сейчас возле него.
Он вновь обратил свое внимание на Джоли, изучая сочные, чуть приоткрытые губы, носик с легкой россыпью веснушек, изогнутые брови. Смертная. Когда — то он презирал таких, как она. А Джоли показала ему все, что он, могущественный вампир, не мог увидеть своими глазами, не мог вспомнить.
Она показала ему, что такое дружба, великодушие, страсть, любовь. Кристиан чувствовал, как ее любовь опаляет его кожу, словно жар костра, бережно обнимает, дарует свою защиту.
Джоли казалась ему совершенством. Самым настоящим совершенством, а не фальшивой пустой куклой, как Лила, перед которой он когда-то преклонялся. В Джоли было все то, чего в Лиле он никогда не замечал. И Кристиан не заслуживал ее. Она слишком хороша для него.
В груди все сжалось.
О нет, вовсе он не бессердечный. Эта женщина — смертная, создание, которое, как он думал, вряд ли сможет вызвать у него хоть какие-то эмоции — порождала в нем глубокое, всеобъемлющее чувство. Но ощущение не согревало его, лишь усиливало отвращение к самому себе. Отвращение к тому, чем он был. Потому что теперь Кристиан понимал, что именно его брат испытывал к своей смертной. К Джейн.
Как Кристиан мог наслаждаться своим счастьем, когда брат лишился возлюбленной? Нет. Он не заслужил Джоли. И хотя каждая клеточка его существа твердила, что ему жизненно необходимо быть с ней, он понимал, что должен ее отпустить.
Боль стиснула грудь. Да, сердце у него все-таки есть.
