убежден, во что ты веришь, осмыслить мотивы своих да и мотивы своих нет. И конечно, в сегодняшнем мире, в мире всеядности, очень важно помнить, что да, которое я говорю Христу, включает в себя нет, которое я говорю Будде, Кришне, Магомету и прочим т. н. великим учителям человечества.

Библейская формула Бог един имеет эксклюзивистский характер: един значит единственен и Его единственность исключает иные имена и «теологии». В сегодняшней же теософской размазне ту же формулу нагружают совершенно противоположным, инклюзивистским смыслом: «Бог един», — а значит, все равно как его именовать и в какой религии искать с Ним встречи. Но если бы все, что Бог желает дать человеку, можно было бы встретить до Христа и помимо Него, например, в мире ветхозаветном, то зачем же был нужен Его Крест?

Христианство нетерпимо не в современных своих ликах (меня как раз тошнит от его слишком «терпимых» представителей — политкорректных христиан-«дипломатов»). Оно «нетерпимо» изначально. А потому прежде, чем поддакнуть какой-то экуменической пошлости, стоит припомнить, что из всех 13 апостолов Христа только один умер своей смертью, а все остальные были убиты за свою проповедь. Причем куда бы эти апостолы ни приходили — будь то в Индию, Эфиопию, Рим или Британию — судьба их оказывалась одна и та же: их всюду убивали. Это означает, что в проповеди первых и личных учеников Христа было нечто, что скандализировало нравы и представления самых разных языческих культур. То есть в самой сути христианства заложена некая полемичность. И эту нормальную полемичность не надо душить ни в запретах, ни в объятиях.

Я, конечно, не имею апостольской любви и молитвы. Но ненавидеть языческую мерзость я могу вполне по-апостольски. Слава Богу, что мы нетерпимы. По своему характеру я довольно тихий человек. Жажда полемики меня не снедает. Но постоянное чтение древнейших отцов какой-то отпечаток наложило. У них полемизм, по современным меркам, даже чрезмерный, методы ведения дискуссии удивительные. Тогда и в Церкви, и в миру была совершенно иная культура ведения полемики.

От античной культуры Отцы унаследовали определенные нормы речевого и полемического этикета, довольно решительно отличающиеся от современных. В античных школах риторики специально преподавалось умение пронести по всем кочкам своего оппонента[615]. В ход разрешалось пускать самые обидные сравнения и эпитеты, вполне нормальным считалось переходить от критики взглядов к критике самого оппонента — вплоть до критики особенностей его фигуры: «Как же быть правой мысли у тех, у кого и ноги кривы?» (святитель Василий Великий)[616] . «А с противоположной стороны какие-нибудь жабы, моськи, мухи издыхающие жужжат православным…» (преподобный Викентий Лиринский)[617]. «Выкидыши безумия, я говорю о ничтожных человечишках, недостойных и поздороваться с ними»[618]. «Словом ли надлежит назвать сказанное [еретиком Евномием] или скорее куском какой-то мокроты, выплевываемой при усилившейся водянке?» (святитель Григорий Нисский)[619].

Вновь говорю: это было в порядке вещей в античной риторике — как языческой, так и христианской. Не «нетерпимость» христиан тому виной, а стиль, характерный для всей литературы той эпохи. Весьма уважаемый жанр античной литературы назывался псогос — «хула» (от |/еусо — ругаю). «Жанр этот требовал от автора исключительно очернительства»[620]. То, что сегодня этот стиль кажется недопустимым, — это одно из прорастаний той евангельской «закваски», что постепенно квасит тесто человеческой культуры и истории. И в этом вопросе лучше быть «модернистом», лучше ориентироваться не на образцы античной и патристической эпохи, а на нормы современного этикета.

Так что уж если я полемичен — то это как раз связано с моим погружением в мир Отцов. Почитайте откровенные издевательства над сектами у святого Иринея Лионского (христианского писателя и мученика Il века) — Против ересей 1,13,3.

В Житии преподобного Афанасия Афонского, написанном в начале Xl века монахом Афанасием повествуется, что когда кто-либо из братии поддавался «тирании дурного настроения» святитель Афанасий подвергал виновного насмешкам братии: кто-либо из монахов начинал как бы случайно посмеиваться над ним, другой подхватывал, третий продолжал, четвертый отпускал еще какую-то шуточку, так что бедняга в конце концов не выдерживал и прибегал к игумену, жалобно оплакивая свое бедственное положение (Житие Афанасия, 167). Осмеяние, видимо, было суровым, иначе виновному не пришлось бы «трагическими словами оплакивать свое бедственное положение». Насмешки, завершает свой рассказ автор Жития (р. 169). раздражали старые раны и обнажали больные места, и боль содействовала смягчению упрямой души»[621].

А вот действия царя Алексея Михайловича, именуемого Тишайшим. В Саввино-Сторожевском монастыре на службе присутствуют антиохийский патриарх Макарий и царь. Чтец по ходу службы произносит: «Благослови, отче». «Вдруг царь вскакивает на ноги и с бранью говорит чтецу: «Что говоришь, мужик, блядин сын… Тут патриарх, скажи 'Благослови, Владыко!'»…От начала до конца службы он учил монахов обрядам и говорил, обходя их: «Читайте то-то, пойте такой-то канон, такой-то ирмос, такой-то тропарь таким-то гласом». Если они ошибались, он поправлял их с бранью» [622]. Такой же стиль выражений был и у патриарха Никона, у протопопа Аввакума.

Тут стоит пояснить, что для той эпохи слово б… не есть мат. По Фасмеру, первичное значение этого слова — «приводящий в заблуждение», отсюда «блядивый» — празднословный[623]. Аналогично в словаре протоиерея Григория Дьяченко значения ему придаются в таком порядке: 1) обман 2) пустословие 3) разврат[624]. Это старославянское слово является отглагольной формой от древнерусского слова «бляду, блясти», означающего «блуждать, ошибаться». В свою очередь, древнерусское слово родственно готскому «blinds — «слепой» и древне-северному «blindr» — «слепой, смутный» (отсюда же современное английское «blind» — «слепой»). Всё это, в свою очередь, восходит к общему индоевропейскому корню «*bhel-» — «белый» (именно от него современное слово «белый»), «блестеть».

Отсюда будет понятен текст протопопа Аввакума: «Да вси святии нас научают, яко риторство и философство — внешняя блядь, свойствена огню негасимому»[625]. Тут Аввакум явно держал в уме 2-ю стихиру на стиховне вечерни Пятидесятницы: «Риторов блядей безбожных огнем духа попаливша». И 4-й анафематизм чина торжества православия: «Блядословящим не нужно быти ко спасению нашему и ко очищению грехов пришествия в мир Сына Божия во плоти, и Его вольное страдание, смерть и воскресение, анафема» (правда, с 1840 года заменено на «безумие глаголющим»).

В XVIII столетии читаем у святителя Димитрия Ростовского: «Дети, блядины дети. Слышу о вас худо, место учениа учитеся развращенна, неции от вас и въслед блуднаго сына пошли с свинями конверсовати. Печалюся зело и гневаюся на вас»³.

Да и в XX веке святитель Николай Японский помнил об этом словечке: «Дай же, Боже, побольше сего, чтобы не блядословили католики, будто православие здесь зависит от человека, а не от своей силы и правды»[626].

Церковнославянский перевод Писания до сих пор не чужд слова, которое ныне занесено в число матерно-запретных: 'Не точию праздны, но и блядивы' (1 Тим 5:13; в рус. переводе — болтливые).

Так что не будем считать сквернословами наших наставников. Но выражались они точно и резко.

Что ж, не все и не всегда должны быть Серафимами Саровскими. Я-то уж точно не Серафим Саровский и в ближайшие 20 лет на путь стяжания «мирного духа» и старчества становиться не собираюсь. Каждый должен оставаться в своем звании и возрасте. Моему возрасту еще свойственна полемичность.

Вновь и вновь я говорю: послушайте, из тринадцати[627] апостолов Христа 12 (исключение — старец Иоанн Богослов[628]) были убиты иудеями и язычниками… Значит, в их проповеди было что-то, что задевало, царапало, шокировало и скандализировало народы Римской империи — и эллинов, и иудеев. О чем и говорит честно православное Богослужение: апостолов оно именует «заушающие словом» (3-я песнь канона на утрене Пятидесятницы). «Заушати» значит «заграждать уста, не давать говорить», а «заушница» означает пощечину.

Слово «скандал» апостолы прилагают сами к своей проповеди: «Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн (cncav8aA,ov), а для Еллинов безумие» (1 Kop 1:23). Слово