быть… Пишут, что их батюшка душу в рай не пустил. Создали комиссию, послали разбираться. Выяснилось, что на этом приходе до той поры служил священник с Западной Украины, довольно ремесленно относившийся к своему делу. При нем там сформировалась такая традиция: после отпевания покойника выносят из храма, ставят в церковном дворе, запирают ворота, ведущие с территории храма на улицу, выносят стакан с водкой, и батюшка должен эту водку выпить, а затем бросить стакан в железные ворота со словами: «Эх, понеслась душа в рай!». После этого ворота распахиваются и гроб уносят на кладбище. А новый батюшка, молодой, после семинарии, шибко грамотный оказался — и не стал это делать. Прихожане обиделись и написали донос…».

В этих условиях мне приходится работать демифологизатором. Существует православие, а есть мифы о нем, созданные атеистической пропагандой, сектами, а зачастую имеющие даже церковное происхождение. И с этими мифами приходится бороться.

Я прекрасно понимаю, что за те два-три часа, что я проведу в каждой из аудиторий, я не смогу что-то построить. У Православия нет технологий перекройки душ людей. И поэтому за эти три дня не столько можно что-то построить, сколько разрушить. Разрушить суеверия, стереотипы, шаблоны, которые занимают сознание людей.

Моя цель — разрушение тех карикатурных представлений о Православии, которые люди вобрали в свои души и с которыми им очень удобно жить.

Но объясняя людям, что всё на самом деле не так, как им казалось, ты порой создаешь дискомфорт в их жизни. Реакция, конечно, бывает разная. И все же, несмотря на то, что моя работа носит разрушительный характер, я полагаю, что она способна принести людям радость. Бывает нужно снимать навесные потолки, которыми люди загородили от себя высоту, полагая, что выше уже ничего нет. Работа вроде бы разрушительная, а на самом деле расширяющая мир человека.

Нормальному человеку приятно узнать, что реальность лучше, чем про нее думали. Ведь это должно быть радостно — узнавать, что Православие не похоже на ту карикатуру, с которой ты раньше его отождествлял.

Третья тактическая задача миссии — разъяснить людям логику православной позиции по тем или иным вопросам, чтобы они поняли, что наша вера не есть нагромождение каких-то абсурдов. Пусть человек с вами пока не согласен, но он уже понимает: «В этом что-то есть. Вашу позицию я не принимаю, но вашу логику я понял, я понял, как и почему из вот этого для вас следует то-то и то-то».

Четвертая задача — подвести собеседника к тому, чтобы он себя, свои проблемы, боли, тревоги и радости узнал бы в Православии. Пусть он воспримет мир Церкви хотя бы как один из возможных для себя миров.

Например, цель моих лекций в светских университетах не в том, чтобы со звонком студенты побежали креститься. Но я надеюсь, что, прослушав курс по Православию, две вещи студенты все-таки ощутят: во- первых, будет воспитан некоторый вкус, опытразмышлений на религиозные темы; и затем, встретившись с сектантскими проповедниками и книжками, они заметят, как все это примитивно. И второе — у них останется некое послевкусие: ощущение того, что Православие — сложная, серьезная, парадоксальная религия. Может быть, пройдут десятилетия, прежде чем студенты придут в Церковь, но у них будет хотя бы память о том, что Церковь — это пространство человеческой жизни.

Тот вывод, который я хотел бы запечатлеть в памяти людей, — это не те или иные какие-то конкретные мои слова, аргументы или цитаты. Мне бы хотелось, чтобы осталось какое-то общее ощущение того, что в религиозной области можно и нужно думать.

Миссионер должен уметь ориентировать себя на такие частные, маленькие успехи, а не на блицкриг.

Ведь когда батюшка строит храм, он же не ставит перед собой такой задачи, чтобы уже через неделю на месте пустыря стоял собор с позолоченным иконостасом. Батюшка каждый месяц решает локальные задачи, каждый день он на стройплощадке следит за тем, чтобы цементик здесь вот залили… Чтобы рабочие на запили… Чтобы кирпичная кладочка тут вот ровно шла…

И отец с сыном ежедневно занимается не «воспитанием будущего поколения», а решением сиюминутных задач: сопли вытереть, подзатыльник дать, велосипед поддержать, в зоопарк сходить, дурных приятелей от дома отвадить… А через двадцать лет сквозь все эти частности отец сможет сказать: «А ведь хорошего мужика я воспитал!».

Так же и в работе миссионера.

Первый успех — люди пришли на встречу с тобой. Второй — не разошлись по ходу твоей беседы. Третий повод для внутреннего «Ура!» (и благодарности Богу) — если слушатели не спали. Грандиозный успех — если у них появились вопросы. Каждым вопросом надо дорожить. Нередко бывают аудитории, в которых приходится молиться: «Господи, ну хоть бы какой-нибудь сектант тут оказался со своими вопросами!», а иначе — полный штиль… Успех — если аудитория с тобой соглашается, если после окончания беседы люди подходят со своими частными вопросами… Если приходят на вторую встречу. Эти подробности — как система контроля твоей работы в режиме обратной связи. Они позволяют тебе вовремя вносить коррективы.

Еще работу миссионера я бы вот с чем сравнил.

Стоит человек на дорожке, в конце которой виднеется храм. Стоит. Видит. Но не идет. Вот тут я и спрашиваю его: «Слушай, а почему ты не идешь?». Он говорит: «Да как я пойду? Два-три шага сделать можно, а дальше, я слышал, дороги уже давно нет. Здесь, говорят, буря пронеслась, дорогу где-то размыло, где-то завалило… Там, за поворотом, говорят, такие бревна поперек лежат — не перелезешь!». Я заверяю его, что еще сегодня утром прошел по всему пути и никаких непреодолимых завалов не встретил. Он настаивает: «Да нет же, вот, смотри, видишь — бревно лежит, огромное — не переступишь. Я даже вижу, что на нем написано: 'Дарвинизм'. Дарвин доказал, что мы от обезьяны произошли… А в церковь обезьянам нельзя!».

Я в ответ: «Пойдем, милый мой, что ты испугался? Подойдем к этому бревну поближе». Подходим. Я его только коснулся — бревно развалилось. «Идем дальше?». — «Нет, не пойду». — «Почему не пойдешь?». — «А вот там еще бревно… На нем Глеб Якунин написал, что вы все гэбисты». — «Что ж, давай и к этому бревну подойдем ближе, посмотрим… Видишь, бревнышко стало короче». Спокойно обошли его, пошли дальше. Через пару шагов опять «тпру!»: «Нет, не пойду дальше!». — «Почему?». — «А вот' Московский комсомолец' пишет, что вы все гомосексуалисты». — «Слушай, ну что про всех говорить? У нас, между прочим, 90 процентов духовенства — семейные, женатые люди. Да и монахов не стоит всех одним дерьмом мазать»[614]…

Вот так, бревнышко за бревнышком, разбирать и идти вперед — в этом задача миссионера. На этом пути миссионер должен помочь человеку остаться один на один сего собственной совестью. Пояснить: «Пойми: не твой разум, не твои дипломы мешают тебе пойти в Церковь, а что-то совсем другое».

Помочь человеку познать правду о себе — тоже задача миссионера.

А вот дальше — я уже бессилен. Дальше — это уже тайна совести человека и тайна Божьего Промысла. Мое дело — дать человеку некоторое представление о Православии. А уж когда его душа откликнется — не в моей власти эти времена и сроки. Может, не сейчас, может, через двадцать лет. А может, лишь когда он полезет в петлю, — то лишь тогда вспомнит: «Подожди, ведь была же возможность жить иначе, открывалась дверка, туда, в мир Церкви, а я не вошел. А может быть, все-таки попробовать? Отложить эту петлю до завтра, а сейчас — в храм идти?».

Дело миссионера — бросить семя. А когда оно взойдет — дело Господина жатвы.

Терпимость не входит в число христианских добродетелей. Это слово попросту отсутствует в книгах Нового Завета. И хотя нынешние обыватели убеждены, будто «Христос учил терпимости», даже слова такого в Евангелии нет.

Когда сегодня говорят «давайте без полемики, давайте без дискуссии» — то это означает худший вид диктатуры и нетерпимости. В этом случае человеку не дается права отчетливо осознавать: в чем ты