Они тронулись с места. Тони спросил:

– Вы не обиделись?

– Из-за чего?

– Из-за этой колымаги.

– А что в ней такого?

– Ну, это все-таки не «Мерседес».

– А «Мерседес» – не «Роллс-Ройс», а «Роллс» – не «Тойота». Вы относите меня к снобам?

– Да нет, – ответил Тони. – Просто Фрэнк говорит, что нам будет неловко друг с другом из-за того, что у вас больше денег.

– Насколько я могу судить, на мнение Фрэнка о людях не всегда следует полагаться.

– У него свои проблемы, – согласился Тони, сворачивая на Уилширский бульвар, – но он с ними справится. В Лос-Анджелесе говорят: «Скажи мне, какая у тебя машина, и я скажу, кто ты».

– Да? Выходит, вы – джип, а я – «Мерседес», и нам следует ехать не в итальянский ресторан, а на бензоколонку.

– Вообще-то я выбрал джип из-за высокой проходимости. Каждую зиму я выбираюсь на уик-энд в горы – покататься на лыжах.

– Мне всегда хотелось научиться кататься на лыжах, – сказала Хилари.

– Я вас научу. Подождите несколько недель, пока в горах выпадет снег.

– Вы думаете, через несколько недель мы все еще будем друзьями?

– Почему нет?

– Может, мы сегодня же поругаемся – прямо в ресторане?

– Из-за чего?

– Из-за политики.

– По-моему, все политики – рвущиеся к власти ублюдки, бездари, не способные даже завязать шнурки на своих ботинках, – сказал Тони.

– Я того же мнения.

– Я придерживаюсь либеральных взглядов.

– Я тоже – до известного предела.

– Не вижу предмета спора.

– Может, религия?

– Меня воспитывали как католика. Не думаю, что от этого много осталось.

– Тот же случай.

– Кажется, нам не из-за чего ругаться.

– А может, – сказала Хилари, – мы из тех, кто ссорится по пустякам?

– Например?

– Ну, скажем, вы обожаете чеснок, а я его терпеть не могу. И вообще, вдруг там, в ресторане, мне что-нибудь не понравится?

– Там, куда мы едем, вам понравится все, – заверил Тони. – Вот увидите.

Он привез Хилари в ресторан Саватино на бульваре Санта-Моника. Это было тихое, уютное место; из шестидесяти столиков только тридцать были заняты. Мягкое освещение. Оперные арии в исполнении Карузо и Паваротти. Огромное, во всю стену, панно в итальянском стиле – виноградные лозы и грозди, красивые смуглые мужчины и женщины; кто-то играет на аккордеоне, некоторые танцуют; пикник под оливами. Но дело было не столько в сюжете, сколько в манере художника, одновременно реалистичной и условной, как у Сальвадора Дали, хотя это ни в коем случае не было подражанием.

Хозяин, Майкл Саватино, бывший полицейский, чуть не задушил Тони в объятиях, а затем переключился на Хилари. Его жена Паула, ослепительная блондинка, немедленно подключилась к объятиям и поцелуям. Наконец, подмигнув Тони и несколько раз ткнув его пальцем в живот в знак одобрения, Майкл увел жену на кухню.

– Кажется, он очень хороший человек, – сказала Хилари.

– Майкл – парень что надо! Он был отличным напарником, когда мы вместе работали в отделе по расследованию убийств.

От полицейских дел разговор перешел на кино. Хилари было так легко, как будто они с Тони уже много лет были знакомы.

Он обратил внимание, что она рассматривает панно.

– Вам нравится?

– Просто замечательно.

– Серьезно?

– А вы разве не находите?

– По-моему, неплохо.

– Нет, не неплохо. А кто художник? Вы его знаете?

– Один любитель, – ответил Тони. – Он запросил за картину пятьдесят бесплатных обедов.

– И продешевил, – засмеялась Хилари.

Они еще поговорили о кино, книгах, музыке и театре.

Пища была так же хороша, как и разговор. Бефстроганов, лук, перец, маринованный чеснок и цукини… Салаты хрустели на зубах. Соусы придавали пище неповторимый вкус.

Когда ужин был окончен и Хилари посмотрела на часы, она не поверила своим глазам: десять минут двенадцатого!

Майкл Саватино подошел за своей законной порцией комплиментов и вполголоса сказал, обращаясь к Тони:

– Двадцать один.

– Нет, двадцать три.

– По моим записям – двадцать один.

– Врут твои записи.

– Двадцать один, – настаивал Майкл.

– Двадцать три. Вернее, двадцать три и двадцать четыре. Сегодня две порции.

– Ерунда, – не соглашался владелец ресторана. – Считаются визиты, а не порции.

Наконец Хилари не выдержала:

– Я выжила из ума или этот разговор действительно не имеет смысла?

Майкл укоризненно покачал головой.

– Когда Тони разрисовывал эту стену, я хотел заплатить, но он не согласился, а вместо этого запросил несколько бесплатных обедов. Я настаивал на сотне, он – на двадцати пяти. Наконец мы сошлись на пятидесяти. Он недооценивает свою работу.

– Это панно – работа Тони?

– А он вам не сказал?

– Нет.

Под пристальным взглядом Хилари Тони сник.

– Поэтому он и купил джип, – объяснил Майкл. – Чтобы ездить в горы на этюды.

– А мне сказал, что любит кататься на лыжах.

– Это тоже. Но главное – этюды. Он должен гордиться. Но легче вырвать зуб у аллигатора, чем заставить Тони говорить о живописи.

– Я всего лишь любитель, – возразил тот.

– Это панно – настоящее произведение искусства, – не унимался Майкл.

– Без сомнения, – поддержала его Хилари.

– Вы – мои друзья, – сказал Тони, – поэтому из великодушия хвалите мои картины. Ни один из вас не может судить как профессиональный критик.

– Он дважды получал первые призы на выставках, – сообщил Майкл. – Спит и видит, как бы стать профессиональным художником.

– Профессиональный художник не получает дважды в месяц гарантированную зарплату, – горько возразил Тони. – И медицинскую страховку. И пенсию.