чего бы ни совершили. Я вас не виню. Это ваш служебный долг.
Таннертон не нашелся, что сказать, и захлопнул крышку гроба.
– Давайте обсудим условия, – предложил Джошуа. – Я что-то проголодался. Если, конечно, ужин полезет мне в глотку. – Он сел на высокий табурет возле стеклянного шкафа с инструментами.
Таннертон вышагивал взад и вперед по комнате – сгусток энергии.
– Вы не будете возражать, если мы не выставим тело на всеобщее обозрение?
– Я не думал об этом, – ответил адвокат.
– Честно говоря, не представляю, что можно сделать, – признался Таннертон. – Эти люди в «Энджел Хилл» меньше всего заботились о его внешнем виде. В целом я недоволен их работой. Он весь усох. Можно было бы подкачать, но… он вряд ли станет краше. А косметические работы… Прошло слишком много времени. Должно быть, прежде чем его нашли, он какое-то время пролежал на солнце. А потом восемнадцать часов в холодильной камере. Боюсь, что нам не удастся придать ему сходство с живым человеком.
Джошуа почувствовал себя неловко.
– Хорошо, пусть будет закрытый гроб.
– Вы уверены, что ничего не имеете против?
– Абсолютно уверен.
– Прекрасно. В чем его похоронить? В деловом костюме?
– А это имеет значение – при том, что гроб не станут открывать?
– Для меня легче всего обрядить его в один из наших саванов.
– Отлично.
– Белый или ярко-голубой?
– Серо-буро-малиновый в крапинку.
– В крапинку?
– Или в голубую и оранжевую полоску.
Таннертон чуть было не захихикал, но огромным усилием воли подавил в себе такое желание. Джошуа заподозрил, что Аврил – веселый, любящий шутку человек, душа компании. Но он считал своим долгом соответствовать профессиональному имиджу.
– Пусть будет белый саван, – согласился Джошуа.
– Как насчет гроба? В каком стиле…
– На ваше усмотрение.
– В пределах какой суммы?
– Пожалуйста, не стесняйтесь в средствах. Покойный был очень богатым человеком.
– Говорят, он стоил два или три миллиона.
– Вдвое больше, – ответил Джошуа.
– Судя по тому, как он жил, этого не скажешь.
– И судя по тому, как он умер, тоже.
Таннертон ненадолго задумался и задал следующий вопрос:
– Как насчет церковного отпевания?
– Он не посещал церковь.
– Значит, ограничимся гражданской панихидой в узком кругу?
– Пожалуй.
– Я прочту что-нибудь из Библии, – пообещал Таннертон.
Они условились о времени похорон: в воскресенье в два часа дня. Бруно найдет свой последний приют возле своей приемной матери, Кэтрин Фрай.
Когда Джошуа собрался уходить, Таннертон задержал его:
– Кажется, до сих пор вы были довольны моими услугами? Смею заверить, что и все остальное сойдет как нельзя лучше.
– Да, конечно, – ответил Джошуа. – Во всяком случае, я понял одну вещь: когда придет мой черед, я предпочел бы, чтобы меня кремировали.
Таннертон согласно кивнул.
– Это мы вам устроим.
– Только не торопи меня, сынок. Не торопи меня.
Владелец похоронного бюро вспыхнул.
– Я хотел сказать…
– Знаю, знаю. Успокойся.
– Проводить вас?
– Спасибо, я сам найду дорогу.
Снаружи уже стемнело. Фонарь у входа освещал пространство в несколько футов, а дальше стояла густая, бархатная тьма. Дул сильный холодный ветер. Джошуа подошел к своему автомобилю. Когда он открывал дверцу, ему почудилось, будто от гаражей метнулась чья-то тень.
– Кто здесь? – крикнул он.
Ответила тишина.
Наверное, это ветер, подумал адвокат, но все-таки сделал несколько шагов в том направлении. Тень шарахнулась прочь.
Должно быть, приблудная собака, решил он. Или мальчишки озорничают.
Джошуа сел в свою машину и поехал домой, по пути размышляя обо всем, что увидел и услышал в похоронном бюро Аврила Таннертона.
В субботу, ровно в семь часов вечера, Энтони Клеменца прибыл к Хилари Томас на своем стареньком голубом джипе.
Она вышла встретить его – в облегающем изумрудно-зеленом платье с длинными узкими рукавами и низким вырезом, что выглядело соблазнительно, но не вульгарно. Прошло четырнадцать месяцев со времени ее последнего свидания, и она уже забыла, как одеваются в подобных случаях, поэтому добрых два часа перебирала наряды, волнуясь, как школьница. Она приняла приглашение Тони, потому что он был самым интересным мужчиной из всех, кого она встретила за последние пару лет, а еще потому, что твердо решила покончить со своей привычкой прятаться от людей. Мягкий упрек Уолли Топелиса не прошел даром.
Хилари страшилась заводить близких друзей и любовников, потому что предвидела душевные страдания, связанные с гипотетической изменой и предательством. Но тем самым она лишала себя радости.
Она не боялась рисковать в делах, и вот пришло время впустить дух авантюризма в ее личную жизнь. И Хилари пружинистой походкой, слегка покачивая бедрами, пошла навстречу голубому джипу, отчаянно стесняясь и в то же время чувствуя себя молодой и очень женственной.
Тони поспешил открыть перед нею дверцу.
– Карета ее величества королевы подана, – объявил он.
– Это какое-то недоразумение. Я не королева.
– Для меня – да.
– Я простая служанка.
– Вы прекраснее всякой королевы.
– Только бы она не услышала. Не то вам отрубят голову.
– Поздно.
– О!..
– Я ее уже потерял из-за вас.
Хилари застонала.
– Что, слишком приторно? – осведомился Тони.
– Да. Сейчас мне не помешал бы ломтик лимона.
– Тем не менее вам понравилось.
– Должно быть, я сладкоежка.