Ранее он вертанул щепотку ничего слева направо. Теперь – справа налево.

Расположенные под невероятными углами полосы на обоях выпрямились, заняли вертикальное положение. Появился и угол, прямая линия от пола до потолка, без зигов и загов, в которую сходились две стены. Октагональную призму, возникшую было перед ее глазами, убрали.

Уставившись на большой и указательный пальцы Шепа, которые продолжали что-то сжимать, Джилли решила, что видит воздушную рябь, чем-то напоминающую смятый кусочек тонкой пластмассовой обертки.

Потом его бледные пальцы раздвинулись, отпустив то, что держали и вертели.

Даже сбоку Джилли увидела, как зеленые глаза затуманились и место океанских глубин заняло мелководье, восторг сменился… унынием.

– Хорошо, – в голосе Дилана слышалось облегчение. – Спасибо, Шеп. Очень хорошо. Просто отлично.

Джилли отпустила руку Шепа, которая тут же упала. Он наклонил голову, уставился в пол, плечи поникли, словно, на мгновение вкусив свободы, он вновь вернулся в тюрьму аутизма.

Дилан взял второй стул от столика у окна, переставил к письменному столу, и они втроем, с Шепом посередине, чтобы постоянно держать его под контролем, полукругом уселись перед ноутбуком.

Молодой человек сидел, прижав подбородок к груди. Руки лежали на коленях, ладонями вверх. Вроде бы Шеп гадал по ним: линия сердца, линия головы, линия жизни, много, много линий выходили из зазора между большим и указательным пальцем, того самого места, которое носило название «анатомическая табакерка».

Мать Джилли гадала по ладони, не за деньги – ради надежды. По отдельности линии сердца, головы, жизни мама не рассматривала. Брала в комплексе и анатомическую табакерку, и подушечки пальцев, и ладонь, и возвышение у большого пальца.

Скрестив руки на груди, Джилли сидела, запрятав кисти под мышки. Не любила, когда ей гадали по ладоням.

Гадание по руке, по заварке, толкование карт Таро, составление гороскопов… Джилли не хотела иметь с этим ничего общего. Не желала уступить контроль над своей жизнью судьбе даже на минуту. Если судьбе хотелось контролировать ее жизнь, что ж, пусть возьмет дубинку, вышибет из нее дух, а уж потом устанавливает контроль.

– Наномашины, – Джилли напомнила Дилану, на чем тот остановился. – Соскребают налет с артерий, выискивают колонии раковых клеток.

Он озабоченно посмотрел на Шеперда, потом кивнул и наконец встретился взглядом с Джилли.

– Идея тебе понятна. В интервью, которое я скачал в память компьютера, Проктор много говорит о наномашинах, которые одновременно являются и нанокомпьютерами с объемом памяти, достаточным для того, чтобы программировать их на выполнение более сложных задач.

И пусть все трое являли собой живое доказательство того, что Линкольн Проктор не бросал слов на ветер, в эти технологические чудеса Джилли верилось с трудом. Как и в умение Шеперда складывать здесь и там. А может, она просто не хотела в это верить. Потому что причастность к этим чудесам оборачивалась кошмаром.

– Это же нелепо. Что может запомнить компьютер размером меньше песчинки?

– На самом деле меньше пылинки. Вот что говорит на эту тему Проктор. Первые кремниевые микрочипы были с ноготь, и на каждом размещался миллион проводящих цепей. И самая маленькая цепь на этом чипе была в сто раз тоньше человеческого волоса.

– Честно говоря, я хочу знать только одно: как заставить зрителей смеяться до упаду, – призналась она.

– Перейти к значительно меньшим размерам чипов удалось с изобретением метода… рентгеновской литографии, так, кажется, это называется.

– Назовите это гоблинкукером или трахдумером, мне без разницы.

– Так или иначе, но изобретенный гоблинкукер позволил печатать миллиард цепей на одном чипе, то есть толщина цепи уменьшилась до одной тысячной толщины человеческого волоса. Потом два миллиарда. И произошло это многие годы тому назад.

– Ага, а пока все эти яйцеголовые ученые совершали свои прорывы, я заучивала сто восемнадцать шуток насчет большой задницы. Давай посмотрим, кто лучше повеселит гостей на вечеринке.

Идея наномашин и нанокомпьютеров, циркулирующих у нее в крови, пугала Джилли ничуть не меньше, чем идея инопланетной пиявки, присосавшейся к ее разуму.

– Уменьшая размеры чипа, – объяснял Дилан, – конструкторы увеличивали быстродействие компьютера, его мощность, расширяли возможности. Проктор говорит о мульти-атомных наномашинах, которые управляются нанокомпьютерами, созданными из единственного атома.

– Компьютеры размером с атом, да? Слушай, что действительно нужно этому миру, так это хорошая портативная стиральная машина величиной с редиску.

Джилли эти крошечные, биологически нейтральные машины начали казаться судьбой в шприце. Судьбе, выходит, не потребовалось подкрадываться к ней с дубинкой; она, стараниями Линкольна Проктора, уже находилась в ее теле, работала не покладая рук.

– Проктор говорит, что протоны и электроны одного атома могут быть использованы как положительные и отрицательные выключатели миллионов цепей, которые имеются в нейтронах, – продолжил Дилан. – Так что один атом действительно может стать мощным компьютером, управляющим наномашиной.

– Лично я побегу в «Костко»[39], как только услышу, что там по разумной цене продают малипусенькую микроволновую печь, которую можно вставить в пупок.

Сидя у стола, скрестив руки на груди и засунув кисти под мышки, она едва сдерживалась, слушая Дилана, потому что знала, куда тот клонит. И от этого знания ее прошибал пот. Подмышки уже увлажнились.

– Ты напугана, – заметил он.

– Я в норме.

– Ты не в норме.

– Слушай, кто лучше это знает, я или ты? Может, я все-таки могу сообразить, в норме я или нет. С каких пор ты стал разбираться во мне лучше, чем я сама?

– Когда ты испугана, в твоих репликах сквозит отчаяние.

– Если ты пороешься в памяти, то обнаружишь, что я не одобряю твой любительский психоанализ.

– Потому что он бьет в десятку. Послушай, ты напугана, я напуган, Шеп напуган, мы все напуганы, и это нормально. Мы.

– Шеп голоден, – прервал его Шеперд.

Они пропустили завтрак. Приближалось время ленча.

– Скоро пойдем на ленч, – пообещал Дилан брату.

– «Чиз-итс». – Шеп не отрывал глаз от ладоней.

– Мы закажем что-нибудь получше «Чиз-итс».

– Шеп любит «Чиз-итс».

– Я знаю, что ты их любишь, дружище, – ответил Дилан. Добавил, уже для Джилли: – Это такие квадратные крекеры.

– А что он сделает, если ты дашь ему крекеры с сыром, которые делают в виде рыбок? Вроде бы они так и называются. «Золотые рыбки».

– Шеп ненавидит «Золотые рыбки», – без запинки ответил Шеп. – Они фигурные. Они круглые и фигурные. «Золотые рыбки» невкусные. Они слишком фигурные. Они отвратительные. «Золотые рыбки»