Олли вернулся домой, не взглянув в последний раз на ее прекрасное лицо.

Открыл вторую бутылку с вином. Несколько часов спустя, уже набравшись, вдруг вспомнил слова 'друга' детства, произнесенные после того, как он впервые продемонстрировал свой талант: 'Олли, ты сможешь править миром! Ты – супермен!'

Олли громко рассмеялся, расплескав вино. Править миром! Он не мог править собой. Супермен! В мире обычных людей супермен не король, даже не романтический бродяга. Он – изгой. А будучи изгоем, ничего не может добиться.

Он думал об Энни. О неразделенных мечтах и любви, о будущем, которое так и не реализовалось. И продолжал пить.

Ближе к полуночи наведался в проулок за рестораном 'У Стазника', чтобы порыться в мусорных баках. Во всяком случае, собирался порыться. Вместо этого провел ночь, бродя по улицам, выставив перед собой руки – слепец, пытающийся нащупать путь. Энни понятия не имела о его существовании.

Ни малейшего понятия.

К собственности у Билли Никса отношение было двойственное. Он верил в пролетарский идеал разделенного богатства, если, конечно, богатство это принадлежало кому-то другому. А вот за принадлежащее ему лично Билли бился бы до последней капли крови. Простая, приземленная, удобная философия вора, каковым, собственно, Билли и был.

Занятие Билли отражалось на его внешности. Про таких говорят: скользкий тип. Густые черные волосы зачесывал назад, выливая на них никак не меньше бочки ароматического масла. Грубая кожа постоянно поблескивала потом, словно у больного малярией. Двигался он плавно и быстро, как кошка, ловкостью рук не уступал фокуснику. Глаза напоминали озера техасской нефти – влажные, черные и глубокие, в которых не было места человеческой теплоте или чувствам. Если бы дорога в ад требовала смазки, дьявол определенно мог использовать в этом качестве Билли.

Ему не составляло труда столкнуться с ничего не подозревающей женщиной, экспроприировать ее сумочку и отскочить на добрых десять футов, прежде чем женщина успевала сообразить, что ее ограбили. Сумочки с одной ручкой, с двумя, без ручек, сумочки, которые носили на плече и в руке, все они означали для Билли Никса легкие деньги. Оберегала жертва свою сумочку или забывала о ее существовании, никакого значения не имело. Если Билли нацеливался на сумочку, она становилась его добычей.

В ту апрельскую среду, изображая пьяного, он ткнулся плечом в хорошо одетую женщину средних лет на Броуд-стрит, рядом с универмагом 'Бартрамс'. Когда она в отвращении отпрянула, Билли ловко сдернул с ее плеча сумочку и сунул в пластиковый мешок, который держал в другой руке. Покачиваясь, отошел на шесть или восемь шагов, прежде чем до женщины дошло, что столкновение произошло не случайно. Когда жертва завопила: 'Полиция!' – Билли бросился бежать. Когда добавила: 'Помогите, полиция, помогите!' – слова эти донеслись до Билли из далекого далека, с границы зоны слышимости.

Он мчался по проулкам, лавируя между баками для мусора, в одном месте перескочил через ноги спящего алкоголика. Пересек автомобильную стоянку и исчез в следующем проулке.

Когда от 'Бартрамса' его отделяло уже несколько кварталов, перешел на шаг. Если дыхание участилось, то на чуть-чуть. Билли довольно улыбался.

Выйдя из проулка на 46-ю улицу, он заметил молодую маму, которая несла ребенка, пакет с продуктами и сумочку. Выглядела она такой беззащитной, что Билли не смог устоять перед искушением. Раскрыв выкидной нож, одним движением перерезал тонкие лямки сумочки, модной, из синей кожи, и вновь побежал через улицу, заставляя водителей жать на тормоза и клаксоны, ныряя в знакомые ему проулки.

На бегу смеялся, очень довольный собой.

Поскальзываясь на банановых или апельсиновых шкурках, размокшем куске заплесневелого хлеба или гниющих листах салата, он никогда не падал, даже не сбавлял скорости. Наоборот, увеличивал, словно скольжение разгоняло его.

Добравшись до бульвара, он перешел на шаг. Нож вернулся в карман. Обе украденные сумочки лежали в пластиковом мешке. Шагая по тротуару, он, пожалуй, ничем, если не считать склизкости, не отличался от других прохожих.

Подошел к 'Понтиаку', припаркованному у тротуара. Автомобиль не мыли уже добрых два года, он всюду оставлял капли масла, как кот, метящий свою территорию мочой. Билли положил украденные сумочки в багажник и, радостно насвистывая, поехал в другой район города, где еще не охотился.

Среди нескольких слагаемых успеха, которого достиг Билли на ниве уличных грабежей, мобильность являлась одним из основных. Часто сумочки срывали мальчишки, стремившиеся урвать несколько баксов, молодняк, еще не обзаведшийся собственным транспортом. Билли Никсу было двадцать пять, уже не мальчик, и он передвигался по городу на колесах. Украв две или три сумочки в одном районе, быстренько перебирался в другой, где его никто не искал, зато поджидала богатая добыча.

Он крал сумочки не импульсивно или от отчаяния. Билли относился к грабежам как к бизнесу, и, будучи бизнесменом, подходил к делу основательно, все продумывал, взвешивал плюсы и минусы каждого ограбления, действовал, исходя из тщательного анализа ситуации.

Другие уличные грабители, непрофессионалы и молокососы, все до одного останавливались на улице или в проулке, чтобы торопливо изучить содержимое сумочки, рискуя оказаться за решеткой, потому что в такой ситуации нельзя терять ни секунды. Билли же, наоборот, прятал добычу в багажник автомобиля, чтобы познакомиться с ней поближе в уединении своего дома, где ему никто не мог помешать.

Он гордился своей методичностью и осторожностью.

В эту облачную, душную среду конца апреля он посетил три района большого города, отстоящих далеко друг от друга, и добавил еще шесть сумочек к тем, что украл у женщины средних лет неподалеку от универмага 'Бартрамс' и молодой матери на 46-й улице. Последняя из восьми принадлежала старухе. Поначалу он подумал, что сумочка достанется ему легко, потом – что крови не избежать, но в итоге осталось ощущение, что он столкнулся с чем-то непонятным.

Когда Билли заметил старуху, она выходила из лавки мясника на Уэстэнд-авеню, прижимая к груди кусок мяса. Весенний ветерок шевелил ее ломкие седые волосы, и Билли мог поклясться, что слышит, как они трутся друг о друга. Сморщенное лицо, сутулые плечи, бледные иссохшие руки, шаркающая походка свидетельствовали не только о почтенном возрасте, но и о хрупкости и уязвимости, и в силу этого старуха притягивала Билли, как магнит – железо. Сумочка-то была большая, прямо-таки ранец, весила немало, а