отшельника. И в городе Олли, само собой, стал нищим, одним из тысяч невидимок каменных джунглей: никто его не замечал, никто с ним не дружил, он чувствовал себя в безопасности.
– Я могу понять, что люди завидовали, боялись тебя, – сказала Энни. – Некоторые из них... но не все. Я думаю, ты – великий человек.
Жестами он как мог пытался объясниться. Дважды буркнул, стараясь что-то сказать, но безуспешно.
– Ты читал их мысли, – прервала его Энни. – И что? Полагаю, у каждого есть секреты. Но обижать тебя за то... – она печально покачала головой. – Что ж, больше тебе не придется бежать от своего таланта. Вместе мы сможем обратить его тебе на пользу. Мы вдвоем против всего мира.
Он кивнул. Но уже печалился из-за того, что вселяет в нее ложные надежды, потому что в этот момент произошла
В прошлом такое случалось лишь после интимной близости. Но Энни была особенной, ведь смычка произошла еще до того, как они занялись любовью.
На следующий день Энни не один час строила планы на будущее. Олли слушал. Наслаждался возможностью мечтать о том, чего никогда не будет, знал, сколь недолго продлится эта радость. Смычка ставила на радости крест.
После обеда, когда они лежали на кровати, держась за руки, пришла беда, как он и ожидал. Энни долго молчала, о чем-то думая, потом спросила:
– Сегодня ты читал мои мысли?
Лгать смысла не было. Олли кивнул.
– Много?
– Ты знаешь все до того, как я говорю?
Он молчал, похолодевший, испуганный.
– Ты читал мои мысли весь день?
Он кивнул.
Энни нахмурилась, заговорила тверже:
– Я хочу, чтобы ты это прекратил. Ты прекратил?
Она села, отпустила его руку, пристально всмотрелась в него.
– Но ты не прекратил. Я чувствую, что ты внутри меня, наблюдаешь за мной.
Олли не решился отреагировать.
Она взяла его за руку.
– Неужели ты не понимаешь? Я чувствую себя такой глупой, что-то лопочу, а ты уже все знаешь, прочитал в моей голове. Я чувствую себя идиоткой, что-то втолковывающей гению.
Он попытался успокоить девушку, сменить тему. Что-то проквакал, словно заколдованная лягушка, жаждущая вернуться в обличье принца[26], но вновь обратился к жестам.
– Если бы у нас обоих был этот дар... – продолжила она. – Но он только у тебя, и я чувствую себя... ущербной. А то и хуже. Мне это не нравится, – она помолчала. – Ты перестал?
– Ты лжешь, не так ли? Я чувствую... да... я уверена, что могу тебя чувствовать... – тут до нее дошло, и она отодвинулась он него. – Ты не можешь прекратить читать мои мысли?
Олли не мог объяснить, как появляется смычка: однако стоило ему проникнуться к женщине глубокими чувствами, их разумы каким-то образом соединялись. Он не понимал механизма этого явления, но такое с ним уже случалось. Он не мог объяснить, что теперь она стала продолжением его самого, его частью. Он мог лишь кивать, признавая ужасную правду:
– Никаких секретов, никаких сюрпризов, ты знаешь все.
Медленно текли минуты молчания.
– Ты начнешь жить за меня, принимать решения, заставлять меня сделать то или иное, без моего ведома? Или уже начал?
До такой степени он контролировать ее не мог, но знал, что она ему не поверит. С учащенно забившимся сердцем она сдалась первобытному страху, который ему уже доводилось видеть в других.
– Я хочу уйти прямо сейчас... если ты меня отпустишь.
С грустью, трясущейся рукой он коснулся ее лба и погрузил в глубокий сон.
В ту ночь, пока она спала, Олли прощупал ее рассудок и стер кое-какие воспоминания. Бутылку с вином он держал между ног и пил, пока работал. Задолго до рассвета он сделал все, что хотел.
По темным, пустынным улицам отнес спящую Энни в проулок, где и нашел, опустил на землю, подсунул под нее сумочку. При ней остались нетерпимость к наркотикам, вновь обретенные уверенность в себе и ощущение личностной значимости, которые могли помочь ей начать новую жизнь. Его подарки.
