детектив. Я переработал для этого сборника исходный текст и, признаюсь, получил от этого немалое удовольствие. Как вы знаете, практически во всех моих романах, начиная с 'Ангелов-хранителей', присутствуют элементы юмора. Поскольку в большинстве рассказов юмора вы не найдете, мне хотелось, чтобы сборник включал хотя бы одну смешную историю. 'Бруно' эту задачу решает.

'Сумерки зари' – самый любимый из написанных мною рассказов. Он, кстати, вызвал наибольший поток читательских писем, хотя появился в заштатной антологии. Я думаю, он нравится читателям, потому что это рассказ о вере и надежде, без малейшей примеси сентиментальности. Рассказчик – крайне хладнокровный человек, а потому, когда через личные страдания и трагедию он с неохотой приходит к выводу, что жизнь все-таки имеет какой-то глубинный смысл, это действует. По крайней мере, действовало на меня, когда я писал этот рассказ.

И, наконец, о повести 'В западне', которая впервые появилась в антологии 'Сталкеры' с предисловием, которое пришлось по душе многим читателям. Так вот что я хочу рассказать об этой повести.

Один ведущий национальный журнал, пусть он останется безымянным, обратился к моему агенту со следующим вопросом: не смогу ли я написать повесть из двух частей о генной инженерии, пугающую, но не кровавую, с некоторыми элементами 'Ангелов-хранителей (роман посвящен той же проблеме). Они предложили прекрасный гонорар. Опять же публикация с продолжением в двух номерах привлекла бы к моему творчеству внимание миллионов читателей. Идея повести созрела у меня давно. Собственно, появилась еще до того, как я сел за 'Ангелов-хранителей'. А уж после написания и публикации романа я решил, что повесть на ту же тему я уже и не напишу. Никому она не потребуется именно из-за сходства с романом.

И тут такая удача. Судьба благословляла написание повести. Самое милое занятие между двумя большими романами. И трудов совсем ничего.

Каждый писатель в сердце оптимист. Даже если пишет о цинизме и отчаянии, даже если устал от жизни и сердце у него из льда, писатель всегда уверен, что на конце радуги он найдет дату публикации его следующего романа. 'Жизнь – дерьмо', – скажет он, и вроде бы не ради красного словца, а искренне, но в следующий момент уже будет мечтать о том, что критики вознесут его в пантеон американских писателей и в верхнюю половину списка бестселлеров 'Нью-Йорк таймс'.

Вышеуказанный журнал выставил к повести несколько требований. Объем 22 000 или 23 000 слов. Четкое разделение на две части, первая чуть больше. Возражений у меня не было. Я принялся за работу и в указанный срок без особого напряжения справился с заданием.

Редакторам повесть понравилась. Им просто не терпелось ее опубликовать. От удовольствия они буквально щипали меня за щеки, как моя бабушка, когда я приносил из школы хорошие оценки, не слушал сатанинский рок-н-ролл и не смотрел фильм о человеческих жертвоприношениях, как другие восьмилетние.

Прошло несколько недель, и они вернулись уже с другими словами: 'Послушай, нам так все нравится, что мы не хотим смазывать эффект, деля повесть на две части. Она должна появиться в одном номере. Но у нас нет для нее столько места, поэтому надо бы повесть сократить'. Сократить? На сколько? 'Вдвое'.

Поскольку мне заказывали повесть из двух частей определенного объема, я мог разозлиться и отказаться даже обсуждать новое предложение. Вместо этого я полчаса бился головой о свой письменный стол. Может, даже сорок минут. Максимум – сорок пять, не дольше. Потом с легким головокружением и дубовыми занозами во лбу позвонил агенту и предложил альтернативу. За неделю, приложив максимум усилий, я смогу уменьшить объем до 18 000 или 19 000 слов, но это все, на что я способен, если они хотят, чтобы повесть 'В западне' не потеряла в качестве.

Редакторы обсудили мое предложение и решили, что места им хватит, если они наберут текст меньшим кеглем, чем остальные материалы. Я вновь уселся за компьютер. Через неделю закончил работу, но во лбу появились новые занозы, а поверхность стола выглядела отвратительно.

Получив новую версию, редакторы решили, что восемнадцать с хвостиком тысяч слов – слишком много, что применение меньшего кегля проблематично, так что надо убирать еще четыре или пять тысяч слов. 'Не волнуйся, – заверили они меня. – Мы все сделаем сами'.

Пятнадцать минут спустя мой стол рухнул, не выдержав новых ударов, а лоб мне теперь приходится раз в неделю полировать, потому что дерева в коже так много, что по федеральным законам верхняя часть моего лица классифицируется как мебель.

Судя по всему, ведущие журналы частенько курочат прозу, и авторов это не слишком волнует. Но меня волновало, я не мог допустить, чтобы мой текст резал кто-то еще. Поэтому попросил их вернуть рукопись, сказал, что свои деньги они могут оставить себе, и положил повесть 'В западне' на полку, говоря себе, что я не зря потратил время, наоборот, получил ценный урок: никогда не пиши для центральных журналов, если не можешь удержать в заложниках любимого ребенка главного редактора до выхода номера с твоим материалом.

А вскоре мне позвонил прекрасный писатель, работающий в жанре саспенс, Эд Горман, чтобы сказать, что он собирает антологию под названием 'Сталкеры' и ему нужны рассказы и повести о людях, которые охотятся и за которыми охотятся. На ум тут же пришла повесть 'В западне'.

Вот такие дела.

Может, и правда есть смысл быть вечным оптимистом.