догадался, что Каин услышал сообщение Макса Беллини, записанное «Ансафоном», связал его со смертью Серафимы в «дорожно-транспортном происшествии» в Сан-Франциско и решил найти ребёнка, потому что имел к нему самое непосредственное отношение. Только отцовство и могло пробудить в нём интерес к младенцу.

Позже, в начале 1966 года, уже выйдя из комы и немного набравшись сил, Ванадий провёл очень тяжёлый для обоих час со своим давним другом Гаррисоном Уайтом. Из уважения к памяти умершей дочери, а не заботясь о репутации священника, преподобный отказался признать, что Серафиму изнасиловали и она родила ребёнка, хотя Макс Беллини подтвердил беременность и, исходя из инстинкта копа, утверждал, что насильник и есть отец младенца. Гаррисон исходил из того, что Фими ушла, а потому нет нужды бередить эту рану, потому что долг христианина — простить, если не забыть, и верить в божественную справедливость.

Гаррисон был баптистом, Ванадий — католиком, и, хотя они по-разному проповедовали одну и ту же веру, жили они не на разных планетах, однако именно такое ощущение осталось у Ванадия после завершения разговора. Да, Еноха Каина не удалось бы посадить в тюрьму за изнасилование Фими, поскольку главная свидетельница умерла и не могла дать показаний. Да, проведение расследования разбередило бы раны семьи Уайт. Но при этом надежда исключительно на божественную справедливость казалась очень уж наивной, да и моральная правота преподобного вызывала определённые сомнения.

Ванадий понимал глубину боли своего друга, знал, что потеря ребёнка заставляет многих руководствоваться в своих действиях эмоциями, а не здравым смыслом, и согласился с решением Гаррисона оставить все как есть. А по прошествии времени, после долгих раздумий, пришёл к выводу, что Гаррисон сильнее его в своей вере и, возможно, остаток жизни ему, Ванадию, лучше провести в полиции, а не в служении богу.

В тот день, когда Ванадий побывал на похоронах Серафимы, а потом остановился у могилы Наоми, чтобы подколоть Каина, он уже подозревал, что не дорожно-транспортное происшествие является причиной смерти Фими, но не мог и подумать, что женоубийца имеет к этому хоть какое-то отношение. Теперь же, найдя в ящике ночного столика выпущенный галереей буклет выставки, Ванадий расценил его как ещё одну косвенную улику виновности Каина.

Находка эта встревожила Ванадия. Выходило, что Каин, пусть и не получив нужной информации от Нолли, всё-таки выяснил, что Целестина взяла девочку и растила её, как собственную дочь. Раньше Девятипалый по какой-то причине полагал, что Фими родила мальчика, но теперь он наверняка знал правду.

Для Ванадия оставалось загадкой, почему Каин, пусть он был и отцом, интересовался маленькой девочкой. В этом крайне эгоистичном, абсолютно пустом человеке не было ничего святого. Отцовство не вызывало в нём никаких эмоций, он определённо не чувствовал за собой никаких обязательств перед ребёнком, которого он зачал, изнасиловав Фими.

Может, он продолжал розыски из любопытства, предположил Ванадий, может, ему хотелось узнать, похожа ли девочка на него. Но, каковы бы ни были намерения Каина, Ванадий не сомневался, что добром тут и не пахло. Скорее они сулили Целестине и маленькой девочке неприятности, а может, даже угрожали их жизням.

Поскольку Гаррисон из лучших побуждений не хотел бередить старые раны, Каин мог где угодно, когда угодно подойти к Целестине, и она бы не поняла, что перед ней насильник её сестры. Она увидела бы в нём обычного незнакомца, такого же, как тысячи других.

И теперь Каин знал о её существовании, интересовался ею. Ванадий подумал, что Гаррисон, услышав об этом, скорее всего изменил бы свою позицию в этом вопросе.

С буклетом в руке Ванадий вернулся в ванную и включил свет. Посмотрел на истыканную ножом стену, трижды написанное и дважды стёртое имя.

Интуиция, опыт, даже логика подсказывали, что существовала некая связь между Енохом Каином, Целестиной и Бартоломью. Это имя ужаснуло Каина в его кошмарном сне, в ночь, последовавшую за убийством Наоми, и Ванадий использовал его в психологической войне, не зная, что оно означает для подозреваемого. Всё указывало на то, что вышеуказанная связь существовала, но установить её Ванадий не мог. Не хватало какого-то одного, критически важного звена.

В ярком свете он присмотрелся к лицу Целестины. Отметил разительное сходство с сестрой, пусть они и не были близняшками.

Если одна женщина привлекла Каина своей внешностью, конечно же, он клюнул бы и на вторую. Возможно, сестры разделяли не только красоту, но и какие-то другие качества, ещё сильнее притягивавшие Каина. Невинность, доброту. И то и другое демон счёл бы отменной добычей.

Выставка называлась «Этот знаменательный день».

Ванадий почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом.

Разумеется, он знал эту проповедь. Пример Бартоломью. Идея о взаимосвязи и взаимовлиянии человеческих жизней. Мысль о том, что даже самое малое доброе дело вызовет цепную реакцию, о всех звеньях которой мы никогда не узнаем, которая проявится в жизнях тех, кто далеко отнесён от нас как во времени, так и в пространстве.

Он никогда не ассоциировал Бартоломью, которого страшился Енох Каин, с апостолом Бартоломью из проповеди Гаррисона Уайта, прозвучавшей по радио в декабре 1964 года, за месяц до убийства Наоми, а потом повторенной в январе 1965-го. Даже теперь, увидев написанное кровью имя Бартоломью на стене и держа в руке буклет выставки «Этот знаменательный день», Том Ванадий не находил единственного, нужному ему звена, которое позволило бы связать воедино все имеющиеся в его распоряжении улики, выстроить стройную версию.

И увиденное им на второй странице буклета поначалу не показалось ему тем самым недостающим звеном, но так взволновало, что буклет едва не вывалился из рук. Выставка Целестины открылась в этот самый вечер, и вернисаж уже три часа как закончился.

Совпадение, ничего больше. Совпадение.

Но и церковь, и квантовая физика сходились в том, что такого не бывает. Совпадение — результат неведомого человеку замысла… или пусть странный, но порядок, лишь кажущийся хаосом. Выбирай на вкус. Но, по сути, разницы нет никакой, речь идёт об одном и том же.

Значит, не совпадение.

Надписи на стене. Попытки их стереть. Кратеры, оставшиеся после ударов ножа. Какая же ярость стояла за этими телодвижениями!

Нет чемоданов. В шкафу много пустых вешалок. Конечно, Каин мог уехать и на уик-энд.

Человек собственной кровью пишет имена на стене, яростно соскребает их ножом, а потом летит в Рено, чтобы сыграть в «блэк джек», посмотреть варьете, выпить и закусить в своё удовольствие. Нелогично.

Ванадий поспешил в спальню, включил лампу на ночном столике, уже не тревожась о том, что свет заметят с улицы.

Картин нет. Книг Зедда нет. Такие вещи на уик-энд в Рено не везут. Их берут с собой только в том случае, когда не собираются возвращаться.

Несмотря на поздний час, он позвонил Максу Беллини домой.

Он и детектив подружились почти тридцать лет назад, когда Макс был ещё простым патрульным УПСФ, а Ванадий — молодым священником, только что направленным в сан-францисский приют Святого Ансельмо. В своё время Макс выбирал между полицией и религией и потому, возможно, почувствовал в Томе Ванадии будущего копа.

Услышав голос Макса, Ванадий облегчённо выдохнул:

— Это я, Том, возможно, у меня глюки, но я попрошу тебя кое-что сделать, и сделать немедленно.

— Глюков у тебя точно нет, — ответил Макс. — А твоей интуиции можно только позавидовать. Выкладывай, что случилось.