Не доезжая метров пятидесяти до дома, Фридрих остановил машину и сказал мне:

– В моём доме постоянно работают несколько человек, с которыми тебе волей-неволей придётся общаться. Это герр Франц Мозер – мой шофёр и в некотором роде секретарь. Милый, недалёкий, но очень исполнительный человек. Бывший чемпион Европы по авторалли. Кухарка – фрау Ингрид Розенмайер. Поразительной доброты зануда и консерватор. Отсюда – несколько раздражающее однообразие пищи. Хотя и превосходно приготовленной… Герр Эгон Лемке – садовник и замечательный специалист по устранению всех мелких технических неполадок в доме. И польская девушка Барбара Ковальска. В просторечии – Бася. Она следит за чистотой в доме…

Фридрих невесело усмехнулся и добавил:

– Иногда, за отдельную плату, она выполняет некоторые мои стариковские прихоти. Делает она всё это достаточно старательно и умело, но… Но это уже отдельный разговор. Так вот, у меня к тебе просьба – пожалуйста, не вступай с ними ни в какие Телепатические Контакты. Я им плачу настолько больше, чем они могли бы получить в любом другом месте, что я вправе хотеть от них полного незнания того, НА ЧТО ТЫ СПОСОБЕН. И ради Бога, не посвящай фрау Кох в подробности моего быта. Насколько я понял, с ней у тебя Контакт налажен уже давно. Да?

Ну и молодчик! Такая проницательность сделала бы честь любому Коту. То-то он так лихо, без малейшей запинки пошёл на КОНТАКТ! Ай да Фридрих… В шестьдесят пять лет так с ходу врубиться в ситуацию! Нет, он мне определённо очень и очень нравится…

– Да, – подтвердил я. – Но абсолютно на другой волне. Всё будет в порядке, Фридрих. У нас в России на этот счёт есть два выражения: «Там, где живут – не гадят» и «Своих не закладывают».

– Первое выражение я понял. А что такое – «не закладывают»?

– «Не закладывают» – значит, «не предают». Для нас с Шурой всю жизнь это было принципиальной позицией.

– Превосходная позиция! – с уважением проговорил Фридрих. – Поехали знакомиться?

– Поехали, – сказал я.

Дом… Я, пожалуй, даже в кино таких домов не видел! Такой красивый внутри, такой просторный, такой уютный и удобный – без малейшего выпендрежа и очень в то же время элегантный. Книг – больше, чем у нас с Шурой Плоткиным, раза в три.

А уж у нас с Шурой все стенки от пола до потолка в стеллажах с книгами! И в каждом свободном простенке – книги, книги, книги… Правда, у нас потолки не очень высокие.

Мы с Шурой однажды были у одного жутко богатого мужика в его собственном доме в Репино. Шура был с ним знаком давным-давно. Они ещё студентами вместе на практике в «Ленинградской правде» месяца три ошивались. А потом этот мужик, не будь дурак, ушёл в какой-то сначала нелегальный бизнес, а потом в открытый. Времена поменялись. Мы с Шурой всё только играли в «Если бы у тебя был миллион…», а этот мужик эти самые миллионы пёк, как блины! И, как говорил Шура, не в рублях, а в долларах.

И у этого мужика была какая-то особая Кошка, вывезенная из Египта. Наступила весна – Кошке приспичило. Она уже все персидские ковры в доме на заднице изъездила, орёт – житья нету, а приведут ей Кота – не даёт, и всё! Ну не сволочь ли?! Отшила она Котов семь-восемь, а сама вопит, дорогие ковры пачкает, мебель красного дерева и карельской берёзы исцарапала, шёлковую французскую обивку в клочья измочалила…

Этот мужик моего Шуру случайно где-то встретил, пожаловался. «Я бы, говорит, эту Кошку выбросил на хер, но боюсь – жена на меня так наедет, что меня потом по чертежам не соберут…» Шура ему и говорит: «Есть у меня Кот Мартын, он любую Кошку в три минуты „развязывает“». А мужик отвечает: „Куда там! Знаешь, какие ухари за мою брались?! Всем отсечь дала…“ А Шура был поддавший. И говорит этому мужику: „Спорим на сто баксов, что мой Мартын твою „египтянку“ за раз оприходует?» А мужик говорит: «Спорим». Он же не знал, что у моего Плоткина отродясь ста баксов не было…

Шура наутро проспался, рассказывает мне об этом споре, кается, просит прощения.

– Да ладно тебе убиваться, – говорю. – Не боись!

Звонит этот мужик. Присылает за нами машину с охраной – два таких бычка в кожаных курточках. Оружием от них за версту разит. Едем в Репино по Приморскому шоссе. Бычки всю дорогу молчат, словно говна в рот набрали. А может, служба у них такая…

Приехали. Стоит в лесу домина в три этажа за каменным забором, и просто лопается от денег! Уж на что я ни хрена в этом не понимаю, а вижу, что всё тут шёлковое, плюшевое и золотое. И мебель вся старинная, но разная. По запахам – только-только отреставрированная. Богатство невиданное прёт из каждого уголка. На столиках журналы иностранные, бутылки с яркими наклейками. А книжки – ни одной! Зачем ему был университет, думаю?.. И всё пропахло этой Кошкой. Ну всё, стерва, изгадила. В самом прямом смысле этого слова.

Приводят её. Вот, говорят, знакомьтесь – египетская Миу. Бешеных бабок, говорят, стоила!.. Но я вам скажу – ничего особенного. Рядовой вариантик. Только уши гораздо больше, чем у наших. И вся пышет злобой.

Короче, прихватил я её за шкирятник, придавил её египетскую морду к персидскому ковру и оттрахал за милую душу по самое некуда!.. Она, правда, лезла потом лизаться и всякое такое, но мне уже это всё было «до фени», как обычно говорит Шура Плоткин.

Мужик с Шурой на радостях треснули по нескольку рюмашек чего-то заграничного, получили мы сотню долларов, и нас уже без охраны, только с одним шофёром, повезли домой в Петербург. Мы с Шурой потом так смеялись!..

Так вот, я вам скажу – тот трехэтажный домина нашего русского миллионера, упиханный хрусталём, старинной мебелью, картинами в золотых рамах, обоссанными персидскими коврами, воняющий Кошачьим дерьмом, – тот дом и в подмётки не годился удивительному дому Фридриха фон Тифенбаха!..

Подкатили мы к дому, но в гараж заезжать не стали. Остановились у самой веранды.

Тут нас, ну точно как в одном кино, все выскочили встречать! И шофёр-секретарь, и садовник – за всё про всё, и кухарка-консерватор, и польская девушка для домашней чистоты и половых упражнений.

– Вылезай, Кыся, – прекрасно произнося моё имя, говорит фон Тифенбах. – Сейчас я тебе всех