родовыми аристократическими корнями. Тогда ему сам чёрт не брат! Ибо в Германии это жутко ценится.
Но у него, у Эриха-Готфрида Шрёдера, на таких людей «выхода» нет. У него, конечно, есть парочка интеллигентных знакомых, которые время от времени совершают разные необдуманные поступки, но это совсем не то, что мне нужно.
Люди, о которых говорил я, – это совершенно другой слой общества! Это – небожители, и рядовой немец никогда с ними не соприкасается.
– А вероятность случая равна – ноль, ноль, ноль чёрт знает какой доли процента… – заплетающимся языком с трудом выговорил Эрих. – Тут ты, Мартин, должен сам понять»…
После нашей разгульной ночи в доме Шрёдеров стали происходить кое-какие изменения. Внешне не очень заметные, но достаточно ощутимые внутренне.
Наиболее ярким внешним нарушением привычного домашнего уклада было моё переселение из подвальной клетки в гостиную и комнату Эриха.
Сам Эрих, обретя во мне союзника и партнёра, неожиданно почувствовал себя Хозяином дома и Главой предприятия.
Он недвусмысленно дал это понять Хельге и Руджеро Манфреди, самым естественным образом проложив между собой и ними некий барьер, чётко разделяющий их положения.
Растерянные и потрясённые таким крутым поворотом, Хельга и Руджеро нашли единственно верный выход из создавшейся ситуации – они ещё теснее сплотили свои ряды и сблизились настолько, что их женитьба, откладывавшаяся уже несколько лет по целому ряду социально-экономических причин, стала вполне осязаемым ближайшим будущим.
Трахаться они стали не только днём, насмотревшись на мою «предпродажную подготовку» их Кошек, но и ночью, когда я уже к этому не имел никакого отношения. Что лишний раз говорило об их возросшей близости и неотвратимости ремонта не только отопительной системы, но и всего ветхого дома. Ибо слышимость была фантастической!
Кстати, именно эта слышимость, помноженная на вновь обретённую уверенность в себе, плюс моя всесторонняя поддержка и возможность поделиться со мной всем тем, что должно быть сокрыто от глаз и ушей Людских, подвигнули Эриха-Готфрида Шрёдера – доброго и скромного жулика Кошколова с незаконченным высшим ветеринарным образованием – на целый ряд житейских открытий.
Во-первых, Эрих понял, что трахаться минимум пять раз в неделю гораздо лучше, чем максимум один раз в две недели.
Во-вторых, я привёл ему на память любимую цитату Шуры Плоткина из Публия Сира, одного жутко древнеримского поэта: «Где нет разнообразия – нет и удовольствия».
Эриху это так понравилось, что, кроме своей постоянной дамы сердца, дочки владельца магазина подержанных автомобилей «хонда», он тут же завёл себе кельнершу из «Виннервальда» – это такая куриная закусочная, и кассиршу из оттобрунновского плавательного бассейна «Халленбад».
К открытиям чисто экономического характера вконец расковавшийся Эрих пришёл уже своим умом. Путём простейших логических сопоставлений и при некоторой помощи теории какого-то очень пожилого немца, в которой всё время повторялось заворожившее Эриха словосочетание: «товар – деньги – товар».
Поэтому все ворованные Кошки, лишённые возможности бороться за призовые места и титулы на Кошачьих выставках в силу того, что там, на выставках, запросто могут столкнуться нос к носу со своими бывшими владельцами, должны быть немедленно распроданы по сниженным для скорости ценам!
Согласно теории того старого чудака «товар – деньги – товар», средства, вырученные от продажи этих Кошек, нужно немедленно бросить на нашего уважаемого «Вальдвильдкатце» (это значит – на меня!), которого ОН РЕШИЛ назвать старинным русским именем – МАРТЫН. Не Мартин, а именно Мартын.
Дать объявления в газетах, напечатать рекламные листовки и через специальное бюро распространить их по всему городу. Непременно поместить сообщение о Мартыне в еженедельник «Курц унд Фундиг», при помощи которого можно не только продать Кота, но даже приобрести подержанного Слона в приличном состоянии!..
И конечно же, всенепременнейше засадить мощнейшую рекламу по мюнхенскому телевизионному каналу «Байерн-Бильд»! С фотографией «дикого» Мартына, с его легендарной родословной, за изготовление которой старый русский мошенник уже получил двести марок!..
И тогда он, Эрих-Готфрид Шрёдер, гарантирует своим уважаемым компаньонам – сестре Хельге Шрёдер и почти родственнику, ближайшему другу Руджеро Манфреди такие дивиденды, которые смогут покрыть не только ремонт отопительной системы дома, но и позволят усилить межкомнатные перегородки. Ибо еженощные завывания Хельги и рычания Руджеро теперь очень мешают ему, Эриху Шрёдеру, размышлять об укреплении и дальнейшем процветании их общего предприятия.
Не скрою, к одному из предложений Эриха я довольно серьёзно приложил собственную лапу. Это я подсказал Эриху смену Кошачьего парка как одну из статей быстрого дохода – продать срочно этих и натырить других.
Однако теперь я могу признаться, что, предлагая Эриху эту комбинацию, я преследовал ещё и личные, как сказал бы Шура Плоткин, шкурнические цели. За последние три недели мне так надоело трахать одних и тех же Кошек, что, когда Эрих нашёл моему предложению и экономическое обоснование, я был ему чрезвычайно признателен.
Поразительная страна! Есть деньги – никаких заморочек. Платите и обрящете.
Через два дня моя морда красовалась чуть ли не на всех углах Мюнхена, а листовки с моими «дикими позитурами» и номерами телефона и факса герра Э. Шрёдера торчали из всех домашних почтовых ящиков трех самых богатых районов Города – Богенхаузена, Харлахинга и, конечно же, Грюнвальда! Ау, Дженни, где ты там?..
Текстик, сопровождавший плакатики и листовки, был, по выражению. Шуры Плоткина, «я тебе дам!». Автором текста был Руджеро Манфреди. Редактировала текст Хельга.
– Это текст для идиотов! – возмущалась Хельга.
– Правильно, – соглашался с ней Руджеро. – Любая реклама рассчитана на идиотов.