Есть в квартире и ещё одна небольшая комната – «гостевая». Там обычно раньше останавливались родители Рут, когда прилетали на недельку к дочери и зятю. Об этом мне ещё вчера ночью Рут сама рассказала.

Сейчас эта комната закрыта на ключ. Рут собрала там все вещи Фреда, оставшиеся после его смерти, а часть разных симпатичных мелочей, принадлежавших Фреду, Рут раздарила на память о нём его близким друзьям.

Я подошёл к этой запертой двери и принюхался. Не было никаких запахов. Я не поверил своему носу и улёгся у самой нижней щели. Из-под двери не пахло ничем, словно с уходом из Жизни Фред Истлейк унёс даже все свои запахи. Странно…

Но в общем квартира мне очень понравилась!

Большая, удобная, уютная и, что всегда для меня очень важно, – чистая. Без вылизанности, без назойливого педантизма, без показухи – просто очень аккуратная, прибранная квартира. Это как раз то, за что я всегда боролся с Шурой Плоткиным!

Господи, Боже мой, где ты, Шурик?..

И, словно отвечая мне на мой вопрос, в башке у меня вдруг что-то щёлкнуло – будто включилось… Появился неясный шум в ушах, раздались странные писки, трески, шорохи, и мне неожиданно показалось, что я услышал слабенький-слабенький голос Шуры:

– Мартышечка, родной мой… Я слышу тебя… Слышу!..

– Шури-и-ик!!! – заверещал я по-шелдрейсовски. – Где ты? Я тут с ума схожу!.. Где ты, Шурик?! Только скажи – где… Я сейчас приеду!.. То есть приду… Прибегу!!! Где ты, Шура?!

– Не знаю… – прошелестел Шура. – Прости меня…

Но тут у меня в мозгу вдруг раздался невероятный грохот, и слабый, далёкий голос Шуры потонул в железном лязге и скрежете.

Секунду мне казалось, что от невероятного удара металл разрывается прямо у меня над головой, внутри её, а потом всё вдруг стихло, и через мёртвую паузу я понял, что это всего лишь негромкий скрежет ключа, открывающего входную дверь квартиры… А может, я уже действительно того?..

Ещё Шура говорил: «Талант – это аномалия, Мартын. То есть явление ненормальное. А ты поразительно талантливый Кот! И я, кажется, тоже… Говорят – талантливый. Так что если нам с тобой не повезёт – у нас прямая дорога на „Пряжку“…»

Это у нас в Питере такая больница для чокнутых придурков.

Дверь отворилась, и в квартиру пулей влетела Рут. Она бросила сумку в кресло, стоявшее в прихожей у зеркала, и, не снимая куртки, заметалась по всей квартире, приговаривая:

– Салют, компаньерос! Мар-ТЫН, привет… Отоспался? Я на секунду… За наплечной кобурой, чёрт бы её побрал!

Она ринулась в спальню, перерыла шкафы, рванулась к комоду и стала вытаскивать все ящики…

– Ну вот куда, куда я её засунула?! У нас через час в тире учебные инспекционные стрельбы, а я… Дура старая! «Пушка» на работе, в сейфе, а кобуру я куда-то засунула ещё до Нового года… А приказ строжайший – на стрельбах оружие должно доставаться из наплечной кобуры! Черти бы подрали этот Голливуд!.. Может быть, кому-то и нужны эти всякие ковбойские штучки, но мне-то с моими бухарскими евреями зачем это?! О дьявол!.. Опаздываю!.. Куда, куда я её запихала?!

– Погоди, Рут. Не мечись, – сказал я. – Чем может пахнуть эта штука?

– Потрясающий вопрос!.. Правда, а чем может пахнуть кобура для пистолета?!

– Пистолетом? – неуверенно переспросил я.

– Нет, фиалками! – саркастически бросила Рут, продолжая раскидывать вещи из ящиков.

Но я не обратил внимания на её нервное остроумие. Я сказал:

– Если штука, которую ты ищешь, пахнет оружием, то иди за мной. Я покажу тебе, где она лежит!

Я потрюхал в прихожую, где стояли два низких обувных шкафчика – один для обуви Рут, второй – для обувки Тимура.

– По-моему, эта штука здесь, – зевнул я и уселся напротив Тимурова шкафчика.

Рут потянула на себя переднюю стенку шкафчика. Стенка откинулась, и между старыми стоптанными кроссовками Тимура и его же роликовыми коньками на пластмассовых жёстких ботинках валялась эта самая кобура со всеми своими наплечными ремнями.

– КЫ-ся! Гений!.. Энштейн!!! Карл Маркс, Эркюль Пуаро, Эдгар Гувер и президент Кулидж, все они, вместе взятые, – дерьмо по сравнению с тобой!!!

Рут мгновенно сбросила куртку, напялила на себя эту штуку, снова надела куртку, подхватила меня на руки, подбросила вверх, поймала и поцеловала меня в нос!

Приятно было – до офонарения… Я поспешно лизнул её в щёку и спросил:

– Рут, а нам с Тимуром нельзя зайти потом за тобой в тир?

Рут слегка отстранила меня от себя и, глядя мне прямо в глаза, очень внятно сказала:

– Заходить туда не имеет смысла. Тим не переваривает пистолетной стрельбы. Это в нём отпечаталось очень чётко. Так называемая посттравматическая идиосинкразия. Во всём остальном он совершенно нормальный ребёнок. Стопроцентный двенадцатилетний американский мальчишка! Это во-первых. А во- вторых, где я тебе, Кыся, найду противошумные наушники твоего размера? Не хочешь же ты оглохнуть от пальбы? Сделаем иначе: подскакивайте за мной к тиру в четыре и подождите меня в машине. У Тима есть ключи. А потом прошвырнемся, купим чего-нибудь вкусненького… О'кей?