– Бостон. Порт. «Академик Иоффе». Каюту капитана или мостик. Если отсутствует – старшего помощника.
Внутри пульта что-то щёлкнуло, нежно взвыло и послышалась негромкая ритмическая трескотня. Затем – пауза, короткий слабый гудочек и сразу же хрипловатый голос моего Мастера по-английски:
– Хелло! «Академик Иоффе». Слушаю.
– Мастер! Элизабет приветствует тебя, – сказал начальник в решёточку и поманил нас с Тимуром к столу. – Тут с тобой хотят поговорить…
Я моментально выпрыгнул из рюкзака и дрожащим от волнения шелдрейсовским голосом сказал в решёточку на пульте:
– Мастер… Это я – Мартын… Кыся.
– Кыся!!! Друг ты мой бесценный!.. Да где же ты, мать твою? Я уже не знал, что подумать… – закричал Мастер по-русски.
Краем глаза я видел, что хозяин кабинета был слегка охреневшим: он думал, что с Мастером будет говорить Тимур. Тем более что меня он НЕ СЛЫШАЛ, но чувствовал, что я что-то говорю. А тут капитан «Академика…» ещё и кричит что-то по-русски!
Начальник растерянно посмотрел на Тимура, а тот в ответ только руками развёл – дескать, и такое бывает, сэр…
– Мастер, пожалуйста, говорите со мной по-английски, а то здесь, кажется, небольшой перепуг, – сказал я. – И вообще не волнуйтесь. У меня всё в порядке…
– О'кей, о'кей!.. – Мастер перешёл на английский. – Стив! Я тебе очень признателен за эту связь!.. Мне это было чрезвычайно важно…
– Я это вчера видел, – сказал начальник. – Говорите друг с другом. Не теряйте времени.
– Кыся! Как ты там? Что ты там? Встретил своего Шуру?
– Нет, Мастер. Но в это дело мы уже подключили полицию Квинса. – Мне показалось, что так мой ответ будет звучать весомее.
Тимур не выдержал и добавил в решётчатый микрофон пульта:
– А они, наверное, свяжутся потом с Бруклином. С их полицией. Потому что…
– Это ещё кто? – удивился Мастер.
– Это мой новый друг, Мастер. Бывший москвич. Я пока у него поживу. Пока не найдём Шуру.
Тимур снова влез в разговор:
– Мы вам здесь все наши телефоны оставили! Так что если в следующий раз…
– Понял, – уже спокойным голосом прервал его Мастер. – Мартын! Кыся ты мой дорогой. Тебе тут все передают привет. И маслопупы, и рогачи, и все мои помощники. Обнимают тебя, скучают, а вот Люся тебя даже целует…
Тут же раздался голос Люси. Наверное, она была в каюте капитана.
– Кысичка! Лапочка моя…
– Ну, всё, всё! – строго оборвал её Мастер. – Я тебе жму лапу, Мартын. Эй, парень! Москвич! Ты смотри там… Помоги Мартыну.
– Не волнуйтесь, сэр. Всё будет о'кей.
– Мартын! Спасибо тебе за всё! Ты меня понимаешь?
– Да. И вам, спасибо, Мастер. До свидания…
– Стив! – крикнул Мастер из решёточки пульта. – У меня нет слов! Но я сегодня же пришлю тебе пару бутылок «Джека Дэниельса»!.. Конец связи.
Я никогда в жизни не был в полиции.
Те столкновения с полицией, которые происходили у меня в Германии, совершались на свежем воздухе у таможни в кильском порту, или под открытым ночным небом на автобане Гамбург – Мюнхен, или в миллионерском районе Мюнхена – Грюнвальде, под крышей нашего с Фридрихом фон Тифенбахом дома…
Вот в милиции я бывал!
Правда, всего один раз. Которого мне вполне хватило для исчерпывающей полноты впечатлений.
Года четыре тому назад Шура Плоткин решил всерьёз заняться моим образованием. Мы с ним уже постигли Конрада Лоренца – собственно говоря, Лоренца постигал Шура. Он тщательно изучал схемы выражений морды Котов, соответствующие их сиюсекундному настроению. А я специально для него корчил рожи, чтобы он мог отгадать, что я думаю в этот момент и что произойдёт в следующее мгновение.
Но уже доктора Ричарда Шелдрейса мы штудировали вдвоём. Тренируя друг друга, помогая друг другу и зачастую поначалу не понимая друг друга. Однако потом всё наладилось. Не сразу, но наладилось.
Следующим этапом моего образования было – постижение прекрасного. Так сказать, прикосновение к искусству во всех формах.
Начали мы с живописи. Шура сначала показывал мне репродукцию, а потом разругивал её, говоря, что это, дескать, образец препошлейшего социалистического реализма.
Я тупо разглядывал картинку и ловил себя на предательской мысли, что в этой картинке мне почти всё очень нравится! Я на ней всё-всё понимал. А для Котов, оказывается, это самое главное.