в котором несколько месяцев тому назад я принимал такое бурное участие…

Волнение моё усиливалось с каждой секундой!

Когда же мы достигли именно того места, где мы с тяжело раненным Водилой догнали на своём сорокатонном «вольво» микроавтобусик «тойота», на котором удирал от нас этот профессиональный убийца, исполосованный мной Алик, – и впечатали его в заднюю стенку огромного голландского рефрижератора так, что от его «тойоты» остались только разорванный металл вперемешку с тем, что было Аликом, – я вырвался из рук Фридриха, истерически заметался по «роллс-ройсу» и закричал в голос:

– Остановитесь!!! Остановитесь, я умоляю вас!.. Да остановитесь же, чёрт вас всех побери!..

Наверное, мой волевой напор был столь силён, что меня поняли одновременно все – во всех трех машинах.

Герр Лемке даже без приказания Фридриха съехал на обочину. Следом затормозил «ягуар» профессора. И только «фольксваген» Клауса и Рэкса проехал чуть вперёд и встал перед нашим «роллс-ройсом».

Клаус вынул из-под сиденья синюю полицейскую мигалку и поставил её на крышу своего совершенно «неполицейского» автомобиля. На всякий случай, как мне потом объяснил Рэкс.

Я бросился открывать дверцу «роллс-ройса», но это оказалось мне не по силам. Помог мне Фридрих, и я стремглав вылетел из машины.

Вокруг всё выглядело совершенно иначе, чем тогда…

Было раннее утро.

А тогда была ночь…

Сейчас всё было покрыто холодным, слежавшимся снегом, а тогда была тёплая немецкая осень. По существу, конец лета.

И по автобану сейчас спокойненько бежали машины – кому куда было нужно.

А тогда все автомобили стояли вокруг нас, рассекая темноту светом своих фар, и в этом свете лужи крови на асфальте были чёрными, а лица убитых и раненых – сине-белыми…

– Тебе плохо, Кыся? – спросил меня Фридрих.

– Нет, нет!.. Постойте. Не ходите за мной!.. – ответил я.

И я бросился на другую сторону автобана, чудом выскальзывая из-под колёс мчащихся автомобилей. Я нёсся наперерез движению к знакомой полосе густого кустарника и редких деревьев за противоположной обочиной…

Слышал, как Фридрих сказал всем остальным:

– Не волнуйтесь. Он сейчас вернётся.

А Клаус негромко добавил:

– Он узнал это место. Вся та история с кокаином произошла здесь… Помнишь, Рэкс?

А я уже лихорадочно разгребал смёрзшиеся пласты грязного снега, разбрасывал в стороны комья обледенелой земли под тем самым деревом, где в ту жуткую ночь закопал золотую зажигалку «Картье», потерянную Гельмутом Хартманном, найденную мной и Дженни. Которую мы так легкомысленно хотели подарить моему Водиле…

Но вот из-под мёрзлой земли показался кусочек тряпочной ветоши, и я возблагодарил Всевышнего, что ветошь была промаслена! Она не сгнила, не рассыпалась, не разорвалась, когда я, упираясь всеми четырьмя лапами, скользя по подтаявшему подо мной снегу, тащил её из мёрзлой земли.

– Тебе помочь? – мысленно спросил меня Рэкс с той стороны автобана.

– Обойдусь… – ответил я ему и вытащил этот проклятый комок ветоши.

Раскатал его когтями и выволок из него золотую зажигалку «Картье»!

Прихватил зажигалку зубами и, совершенно обессиленный, вернулся на обочину автобана. Дождался, когда поток машин слегка поредел, и неторопливо пересёк проезжую часть.

Подошёл к Монике фон Тифенбах-Хартманн и положил эту зажигалку у её ног. В конце концов, Моника тут совершенно ни при чём…

Аэропорта я практически даже и не видел.

Несмотря на то что все окружающие меня, даже Дженни, накануне прожужжали мне все уши, какой аэропорт в Мюнхене! И по величине, и по комфортабельности, и по инженерной мысли. Последнего я не понял, но сообразил, что это – что-то особенное!..

Однако увидеть аэропорт мне так и не удалось, и только лишь по собственной вине.

Я категорически отказался от поводка с системой ремешочков на фигуру и попросил, чтобы до самолёта меня донесли в сумке, как это делал когда-то мой дорогой Водила. В эту же сумку можно положить все документы, следующие вместе со мной, и спутниковый телефон с инструкцией, и какой-нибудь жратвы на дорогу.

Хотя Дженни уверяла меня, что в самолёте обычно потрясающе вкусно кормят, и причём абсолютно «на халяву». У Дженни был большой опыт полётов…

За своё категорическое решение не надевать поводок я поплатился самым жестоким образом. Во- первых, сидя в сумке, я так и не увидел хвалёный мюнхенский аэропорт, а во-вторых, Таня и Фридрих настояли на том, чтобы до Санкт-Петербурга я летел в рождественской красно-золотой жилетке! Они ещё хотели, чтобы я надел и манишку с «бабочкой», но тут я решительно положил конец их тщеславным притязаниям и от манишки с «бабочкой» отказался наотрез.

С пограничниками была предварительная договорённость, что я не буду проходить общий паспортный контроль, они так проверят мой бумаги и меня самого – на оружие и наркотики. Такая проверка обязательна