аккуратненько опустил пакет на дно ящика. Если не брать его в руки, нипочём не поймёшь, что там ботинок, а не бомба. По форме – просто загляденье! Ну и, конечно, забросал пакет ракетами с фейерверком. Теперь, если Мозеру и Гельмуту взбредёт в голову проверить, на месте ли их рождественский подарок Фридриху и Монике фон Тифенбах, они будут полностью удовлетворены.

Не скрою, все действия, которые я совершил, для меня, Кота, были невероятно сложными! Для Человека, даже самого глупого – раз плюнуть… Я же так умудохался, что у меня потом ещё часа два лапы дрожали и в ушах стоял звон. Наверное, тоже давление, повысилось, как у Фридриха, когда он перенервничает.

Теперь я ждал Гельмута…

Он приехал на следующий день, двадцать третьего декабря, выдал во всеуслышание версию, дескать, его автомобиль плохо заводится, и попросил герра Мозера посмотреть, что там такое…

Когда же они с Мозером пошли наверх к Фридриху спросить, может ли герр Мозер уделить часок автомобилю герра Хартманна и оставили серебристый «мерседес» с открытыми дверцами у гаража, я спокойненько вытащил русскую бомбу в тенгельманновском пакете из-под летних колёс американского джипа «чероки» и запихнул его глубоко под водительское сиденье «мерседеса» герра Хартманна. Да ещё и догадался прикрыть пакет задним накладным ковриком…

Теперь осталось только предупредить Дженни, чтобы она попыталась любым способом войти в Контакт с Моникой и, не говоря Монике ни слова правды, заставить Монику в ближайшие дни даже не подходить к серебристому «мерседесу». Что я в этот вечер и сделал. Смотался к дому Хартманнов, пролез сквозь золотые завитушки ворот в садик и совершенно нагло уже чисто Телепатически вызвал Дженни.

Из дому ей было не выйти – у неё таких проходиков, как мне сотворил герр Лёмке, не было, и единственное, что она могла – встать на задние лапки у окна гостиной, где ещё не опустили жалюзи, и притиснуться к толстому двойному стеклу своей заспанной мордочкой.

Я хорошо помнил именно этот раздел из книги доктора Ричарда Шелдрейса – мы его с Шурой Плоткиным даже специально отрабатывали – и сделал всё по науке. Сосредоточился и Телепатически чётко передал Дженни своё предупреждение насчёт серебристого «мерседеса».

К счастью, Дженни всё восприняла как надо, закивала головкой и засучила лапками по стеклу. Мне показалось, что я даже услышал её ответ – дескать, «… ВСЁ ПОНЯЛА… НЕ ВОЛНУЙСЯ, ЛЮБИМЫЙ…». И потом – неясно и неразборчиво, типа – «ОЧЕНЬ ТЕБЯ ХОЧУ!..».

Вот этим разделом из Шелдрейса надо будет подзаняться с Дженни в свободное время. А то она неважно рубит в Бесконтактной Телепатической Связи…

И тем не менее я, успокоенный, потрюхал к своему дому, считая, что программа сегодняшнего вечера выполнена мной на все сто процентов. Теперь не нарваться бы на мою подругу Лисицу, и можно считать, что день прошёл удачно.

Хотя почему завершающим этапом удачного дня не трахнуть бы ещё и Лисицу?..

Ранним утром двадцать четвёртого декабря герр Лемке со своим оранжерейно-парниковым помощником установили в гостиной, неподалёку от удивительно уютного камина, напротив которого я теперь наладился валяться в ленивой полудрёме чуть ли не каждый день, – роскошную голубую ёлку и принялись её украшать поразительно симпатичными игрушками и маленькими цветными лампочками.

Фрау Розенмайер на кухне готовила соус для омаров. Это такие гигантские раки, каждый величиной с небольшую Кошку. Живые – жуткие, чёрные, отвратительные, с чудовищными безжалостными клешнями. Я их вчера первый раз в жизни увидел – у меня чуть сердце от ужаса не остановилось!.. Варёные омары – красные, вполне мирные, с очень миленьким рыбным запахом…

Баська ещё вчера села в свой десятилетний задрипанный «фордик» и укатила на нём в Польшу, получив от Фридриха рождественский подарок – тысячу марок. Баська сейчас в Польше дом строит. Ей очень нужны деньги…

Францу Мозеру Фридрих вчера разрешил не приезжать с утра в Грюнвальд, а попросил появиться лишь на час только к шести вечера – помочь Фридриху с Моникой подготовить рождественский фейерверк. А потом сразу же уехать домой.

В этот день всех ждут дома семьи – дети, мужья, жёны, родители, точно такие же приготовления к празднику, поэтому, как только фрау Розенмайер всё приготовит и разложит так, «…как это умеет делать только она!..» – она спокойно может ехать домой, не забыв забрать рождественский подарок от благодарного ей Фридриха фон Тифенбаха.

То же касается и герра Лемке с его коллегой – только ёлка! И ещё цветы… И всё! И вот вам подарки к Рождеству!

А на стол Фридрих фон Тифенбах при помощи двух дам – Тани Кох и Моники – всё накроет сам. Это он ужасно любит делать с детства!

Так что, майн либен дамен унд геррен, вы свободны и дай Бог вам всем счастья! Вы этого достойны.

В предпраздничной суматохе мне забыли дать пожрать. Пришлось даже наорать на фрау Розенмайер! Правда, я это сделал так, чтобы никто, кроме неё, моего хриплого мява не слышал. Компрометировать Человека в такой день – последнее дело. Ни в какой день этого делать нельзя, а в такой – особенно.

Уж как она расстроилась! Так сожалела о своей забывчивости, что мгновенно бросила в такую электрическую печку (называется «Микровелле») огромную замороженную форелищу. И та через три минуты была уже мягкой, в меру тёплой и такой вкусной; что я простил фрау Розенмайер всё на свете и даже потёрся о её ноги своей рожей. Не так чтобы очень, но…

Как цитировал Шура кого-то из английских королей, «ничто не стоит так дёшево и ничто не ценится так дорого, как вежливость…»

К двенадцати часам дня мы с Фридрихом наконец, слава Богу, остались совсем одни в нашем огромном и прекрасном доме. К приёму гостей было всё приготовлено, и у нас оставалась ещё уйма времени, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть перед началом рождественских торжеств.

Я подумал, что, пока не раздался телефонный звонок от Гельмута Хартманна с сообщением, что «ЕГО АВТОМОБИЛЬ ОПЯТЬ НЕ ЗАВОДИТСЯ», волноваться мне нечего и у меня есть в запасе пара часов для болтовни с Фридрихом.