научил этим Человеческим глупостям?..

Но я легонько прихватил её зубами за шкирку, поставил на ноги, встряхнул пару раз как следует и сказал, что ни о каком сексе речи быть не может, пока я не услышу то, от чего у меня должна «шерсть встать дыбом», как она мне сама обещала!..

От первой половины её рассказа – не встала у меня шерсть дыбом.

То ли я уже интуитивно был подготовлен к чему-то подобному, то ли за последнее время попривык к Человеческим подлостям. Как выражается Шура Плоткин – «адаптировался». Начиная ещё с того момента, когда в Петербурге эти сволочи Пилипенко и Васька впервые отловили меня сеткой, чтобы продать на смерть в Институт физиологии… И до последнего, жуткого, кровавого ночного боя на мюнхенском автобане!

Нет! Тут я не прав…

Последней Человеческой подлостью в МОЕЙ жизни было требование каких-то русских властей не оперировать моего Водилу в Германии, а срочно отправить его подыхать в Петербург. Дескать, денег у них нет платить немцам за операцию Водилы. А сгонять специальный самолёт из Петербурга в Мюнхен и обратно – на это у них, у подонков, деньги нашлись! Только бы мой Водила не успел рта раскрыть.

История же, рассказанная моей подругой Дженни под столом одного из самых дорогих ресторанов мира – «Тантриса», поражала своей банальностью, как сказал бы умный Шура Плоткин. Правда, от этого она не становилась менее подлой и опасной. Тем более что почти все участники этого сюжетца или сидели за столом, под которым Дженни всё это мне рассказывала, или находились неподалёку.

Я не оговорился, сказав «почти все участники». Одного из персонажей назревающих событий не было ни здесь, ни поблизости.

По всей вероятности, как предположила Дженни, этот «персонаж» или валяется сейчас у себя на кушетке в своей однокомнатной квартирке в Бергам-Лайме – есть такой хреновенький райончик Мюнхена. Мы туда зачем то ездили с Хельгой Шрёдер. Он напоминает район старой Выборгской стороны в Петербурге – от «Крестов» до затруханного довоенного мрачного кинотеатра «Гигант».

Или же скорее всего этот «персонаж» сейчас находится в Зальцбурге, в Австрии. Это всего сто двадцать километров от Мюнхена, и там у этого «персонажа» есть постоянный хахаль – молоденький торговец овощами и фруктами на Ратушной площади.

Так вот, этот «персонаж» – Амалия Мозер, двадцатидвухлетняя дочь нашего шофёра Франца Мозера, ещё год тому назад заодно на всякий случай спуталась с мужем Моники фон Тифенбах-Хартманн – Гельмутом Хартманном и, как она теперь утверждает, от него забеременела. Врёт, мерзавка, без зазрения совести!..

И вот тут Дженни поклялась чем угодно, что если Амалия и беременна, то не иначе как от того юного австрийского овощника, а не от Гельмута! Но зальцбургские мама и папа фруктового хахаля даже слышать не хотят об этой мюнхенской шлюхе. Поэтому в смысле австрийского замужества Амалии ни хрена не светит.

Вот она и наплела Гельмуту, что беременна от него! Но это, дескать, всё – фуфло и панама… От Гельмута даже травка не вырастет! Если бы он был способен к деторождению, то у Фридриха фон Тифенбаха были бы уже десятилетние внуки. И Дженни это очень хорошо знает, потому что вместе с Моникой была уже сто раз у всяких «фрауенартцев» – женских докторов и гинекологов, и те в один голос утверждают, что у неё – Моники фон Тифенбах-Хартманн – всё в абсолютном порядке. А дело в её муже, в этом слабаке – Гельмуте. А тот сам идти к врачу не хочет и орёт на бедную Монику, что во всём виновата она! Особенно он стал на неё наезжать после того, как эта сикуха Амалия, дочка Франца Мозера, сказала, что она от него забеременела…

От всех этих семейных сплетён у меня голова пошла кругом! Я уже почти ни черта не понимал – кто может забеременеть, кто – нет, а от кого трава не растёт, и поэтому не выдержал и рявкнул на Дженни:

– Не отвлекайся, дурёха! Не замусоривай рассказ никчёмными дурацкими подробностями. Ближе к цели!..

– Это не дурацкие подробности, а необходимые детали сюжета! – огрызнулась на меня Дженни с видом оскорблённого критикой автора. – Заткнись и слушай!!!

Причём, надо отметить, огрызнулась так, что я даже почувствовал к ней уважение как к бескомпромиссному бойцу.

– Всё, всё!.. – Я тут же сдал позиции. – Слушаю в оба уха!

А ещё через минуту рассказа Дженни у меня действительно оба уха вытянулись, как у осла, а рот сам по себе раскрылся от удивления по самое некуда!.. Но это было удивление, смешанное с уважением к самому себе. Не подвела меня моя Котово-Кошачья интуиция, не обмануло меня моё НЕОБЪЯСНИМОЕ ПРЕДВИДЕНИЕ, когда мне почудилось, что Франц Мозер жаждет смерти Фридриха фон Тифенбаха!

Оказывается, Мозер пригрозил Хартманну, что раздует такой скандал, что Гельмут вообще лишится всего – домов в Швейцарии и Италии, ибо один по сей день официально принадлежит фон Тифенбаху, а второй в качестве свадебного подарка был преподнесён Фридрихом своей дочери Монике.

Грюнвальдский же дом Хартманнов наверняка отойдёт «Хипо-банку», давшему на его строительство достаточно жёсткий и, до сих пор не выплаченный кредит. Ну а то, что партнёры Хартманна по бизнесу немедленно постараются, от него избавиться – тут нет никаких сомнений! Во-первых, им надо будет сохранить в чистоте имя своих фирм, объединённых в концерн мирового значения, а во-вторых, пока Гельмут Хартманн был зятем Фридриха фон Тифенбаха, это придавало сугубо коммерческому предприятию в кругах высшего эшелона власти необходимый вес и иллюзию стабильности, несмотря на достаточно одиозное звучание имени самого Фридриха фон Тифенбаха…

Я почувствовал, что ещё мгновение – и моя голова развалится на тысячи маленьких кусочков!

– Заткнись!!! – заорал я на Дженни что было силы. – Умоляю, замолчи немедленно!.. А то я тебе сейчас так наподдам – своих не узнаешь!..

Тут же приподнялась скатерть, и к нам под стол заглянули встревоженные Фридрих, Таня и… Моника!

– Вы ссоритесь? – спокойно спросил меня Фридрих.