получили в результате своей аферы, – этот ваш фарфор, квартиру в центре Москвы – все было вам не в радость.

Тоня двумя руками взялась за горло, как будто ей нечем было дышать. Сильвестр резко повернулся к ней и прежним холодным тоном сказал:

– Это не ваш дядя. И вы не Антонина Попкова. Ваше настоящее имя – Соня Апаренкова. Ваши родители были друзьями Попковых. Вместе с ними они отправились в тот роковой день на пикник и погибли. Костя, – обернулся он к Чихачеву и сел, – теперь ваш выход.

Костя кашлянул и занял место Сильвестра на авансцене. Леонид Николаевич сгорбился, упершись локтями в колени. Никто не мог сейчас увидеть его лицо.

– Я ездил в Ильменское и разыскал соседей, которые жили в одном подъезде с Попковыми, – начал Костя. – Эти соседи хорошо знали и друзей Попковых – чету Апаренковых. Они оба выросли в детдоме и имели двоих детей – дочку Соню и мальчика Сергея. У маленькой Сони были проблемы с речью – в свои три года она не разговаривала.

– Вы, Леонид Николаевич, тогда соврали, будто в машине был мальчик, – вставил Сильвестр. – Просто хотели отвести от себя подозрения, да? И только укрепили их.

– Я всегда знал, что с этим ребенком что-то не так! – воскликнул Герман, хлопнув себя руками по коленкам.

– Соседи отлично помнили, что в аварии погибла девочка, а не мальчик, – продолжал выкладывать информацию Костя.

Сильвестр впервые не выдержал и вскочил на ноги.

– Все играло вам на руку! – воскликнул он, обращаясь к опущенной голове Леонида Николаевича. – Горло в тот день заболело у Сони, а не у вашей настоящей племянницы. Сестра попросила вас посидеть с ребенком своих лучших друзей, и вы согласились. А когда пришло сообщение об аварии... – Он выдержал паузу. – Вы сразу поняли, что потеряете все. Московская квартира с богатейшей коллекцией фарфора уплывала от вас. На нее имели все права родственники мужа вашей сестры. Вы об этом знали. Но останься Тоня в живых... Она стала бы единственной наследницей всего этого богатства. Прямой наследницей. И у вас были все шансы оформить опекунство. Та родня, которая получала квартиру по завещанию, была слишком далекой.

Тогда-то вы и решили выдать Соню за Тоню. Вы сразу же увезли ребенка из Ильменского в Москву, и никто не смог разоблачить ваш обман. У девочки сменилась поликлиника, детский сад, соседи... А для тех теток из органов социальной защиты, которые ходили к вам домой, эти дети были незнакомыми. Машина сгорела, никакой специальной экспертизы не проводилось – все и так было ясно. Родной дядя и родная тетя засвидетельствовали, что их племянница жива. А потом случился пожар, и квартира в Ильменском очень удачно сгорела. Пропали все опасные вещи – фотографии, письма, да весь семейный архив!

– Меня подбила Лида, – глухо сказал Леонид Николаевич. – А потом, когда она так рано умерла, мне пришлось нести этот груз в одиночку.

– Вот только не нужно впутывать сюда мою покойную сестру! – угрожающе сказал Герман. – Она уже не может себя защитить, зато я могу!

– Я вот тоже иногда задавался вопросом, – заметил Костя, повернувшись к Изотову, который так и не сменил позу. – Откуда у вас такая коллекция фарфора? Чудесная коллекция, там есть редчайшие вещи.

– Да-да, – подхватил Сильвестр. – Балерина и дипломат скорее могли бы иметь такую, не правда ли?

– Я не могу поверить, – прошептала Тоня. – Дядя Леня, так я вам чужая? Вы взяли меня к себе только для того, чтобы завладеть чужим богатством? И даже та статуэтка с ангелом... Она принадлежала не моей настоящей маме, а Ларисе Попковой, балерине, так?

– Думаю, что так, – ответил вместо него Сильвестр. – А вот сережки, из-за которых началась вся эта история, как раз самые что ни на есть ваши. Раньше их носила ваша настоящая мать... Как ее звали, Костя?

– Светлана.

Тоня схватилась обеими руками за сережки, которые на этот раз были у нее в ушах, и заплакала.

– Вы ведь уже догадались, кто такой этот ваш преследователь с родимым пятном на щеке? Он – ваш родной брат Сергей Апаренков. В тот роковой день он отправился на день рождения к приятелю, не поехал на пикник и остался жив. Его вырастила подруга вашей матери. Леонид Николаевич, приезжая к сестре на дни рождения и другие семейные праздники, много раз встречался с Апаренковыми и видел обоих их детей. Он знал, что у Сергея есть особая примета – родимое пятно на щеке. И когда недавно ему стало известно, что за вами по городу следует молодой мужчина с такой приметой, он едва не лишился рассудка! Помните, он спрашивал: «А говорил ли что-нибудь этот человек с родимым пятном?» Мнимый дядя испугался разоблачения и решил во что бы то ни стало помешать вам с братом встретиться и все выяснить.

– Но почему, почему мой брат не подошел ко мне открыто?! – воскликнула Тоня, по щекам которой катились крупные слезы.

– Поставьте себя на его место. Парень думает, что вся его семья погибла в автокатастрофе. С тех пор прошло много лет. Очень много лет! И вдруг однажды в каком-то журнале он видит фотографию девушки...

– Вот черт! – сдавленно воскликнула Шура и громко высморкалась. – Это просто невозможно слушать. У меня сейчас сердце лопнет от избытка чувств. Так я, выходит, чуть не зашибла твоего брата? Не забыть отдать ему рубашку... Как же это я так прокололась – отобрала у сироты...

– Однажды, – снова начал Сильвестр, не обращая на Шуру никакого внимания, – Сергей увидел в журнале фотографию девушки, как две капли воды похожей на его мать. Мало того, на ней были сережки, при виде которых, я думаю, его сердце сжалось. Помните ту распечатку, которую вы выудили из его кармана?

– Как не помнить? – проворчала Шура. – Эта распечатка уже легла позором на мою голову.

– Сергей увеличил фотографию, чтобы сережка была хорошо видна. Узнал в редакции одного из журналов ваш адрес и захотел сначала убедиться, что все это ему не привиделось.

– Подкупил кого-нибудь из журналистов, – снова встряла Шура. – В редакциях адреса женщин с обложек просто так не дают.

– Я поговорил с ним, – признался Сильвестр. – Он симпатичный парень. И, кстати, очень похож на вас, Тоня.

– Соня, – сквозь слезы поправила она. – Вы же сами сказали, что меня зовут Соня. Я хочу быть собой, а не кем-то другим.

– Ваш брат, конечно, не мог знать, что момент для слежки он выбрал очень и очень неудачный.

Майя, которая украдкой смахнула со щек пару слезинок, так увлеклась этим драматичным повествованием, что совершенно перестала себя контролировать и от чистого сердца воскликнула:

– Так что же, никакого бананового убийцы, получается, не было?! Фофанов поскользнулся на банановой шкурке, слесарь случайно свалился в яму, а Роман Потапов повесился? Но это ведь абсурд! Я сама видела все эти связки бананов... И книжка в сумке слесаря... Сильвестр, что вы молчите?!

– Я не молчу, я жду, пока вы откроете дверь и впустите старшего лейтенанта Половцева.

– Вот черт! – подскочила Майя и бросилась в коридор.

– А разве кто-то звонил в дверь? – удивленно спросила Шура.

– Никто и не звонил, – почему-то шепотом ответил Герман. – Полагаю, старший лейтенант караулил снаружи. Чтобы преступник не сбежал.

От Половцева, как водится, попахивало спиртным. Переступив порог квартиры, он покачнулся и был вынужден схватиться рукой за косяк.

– Вы опять пили? – шепотом возмутилась Майя.

– А почему, по-вашему, я все еще хожу в старших лейтенантах? – спросил он, дохнув на нее какой-то дрянью. Потом выпрямился и воскликнул: – Майя Долинина, вы меня достали! Сильвестр, конечно, тоже. Но особенно вы. Я жалею, что с вами познакомился. Вы заноза в зад...

– А вот и старший лейтенант, – не дала ему договорить Майя, буквально втолкнув его в комнату. – Вы все его знаете.

– Салют! – Стас немедленно уселся на ее стул, ничуть не заботясь, что оставил девушку стоять. –