свой интерес. Ни истиной причины, ни имени Скоуна он назвать не мог; для Сэдлера он должен был оставаться перебежчиком, интерес же начальника Службы безопасности вообще не должен был где-либо фигурировать. Скоун был прикрытием только для критической ситуации, если таковая возникнет, и то не на этом уровне. Эпизод с доктором для Бредли оказался как раз кстати: при должном редактировании он как раз вписывался, за английскую тему Бредли решил спрятаться – ни доказать ее, ни опровергнуть Сэдлер не мог. Таким образом, все должно было остаться на стадии предположений.

– Могли, конечно.

– Да бог с ним, с доктором. Сами же говорите, что не он был основной причиной вашей опалы. В УСС вы просто кому-то мешали. Вас вывели сначала из состава, а потом, как вы говорите, «выбили из обоймы». Это было тогда, что-то похожее повторяется и сейчас.

– В смысле?

– Вы в опасности, Пол…

Это был момент истины. Квинтэссенция встречи. Ради этой фразы с последующим ее развертыванием Бредли и пошел на этот риск. Риск, который мог стоить ему головы. Он пошел на него осознанно и… самовольно; сейчас прикрытия в лице Скоуна у него не было. Буквально пять часов назад Скоун, вызвав его к себе в кабинет, сказал: «Все, Стэн, заканчивайте со всем тем, что связано с этим чертовым проектом “Ультра”. Только что оттуда я получил нагоняй за свою активность…»

– Я буду рад ошибиться, но мне кажется, вы в смертельной опасности, Пол. Вы стали либо много знать, либо кому-то мешаете. Как поступают с такими людьми, объяснять не нужно. Олсон – тому пример.

Сэдлер тяжело поднялся и, глядя себе под ноги, прошелся по комнате. Взволнованность на его лице читалась в открытую. Бредли не без удовлетворения про себя это отметил: взволнованность – предтеча смятения. В смятении человек начинает искать выход лихорадочно, хватается за любую соломинку. В этот момент его мысли управляемы.

– Анализированием, кому и почему вы стали опасны, займетесь позже, – подлил масла в огонь Бредли. – Сейчас надо думать о другом: как успокоить раскачавшуюся лодку, пока вы из нее не выпали.

Сэдлер остановился посреди комнаты и поднял взгляд на Бредли:

– Вы говорили о какой-то помощи. Что вы имели в виду?

«Всё. Теперь главное не вспугнуть и не переиграть, – с облегчением подумал Бредли. – Все, что касается личности Олсона – правда. Если он решит перепроверить меня, не страшно. Даже так будет лучше. Для меня – лучше. До истинной причины смерти Олсона ему не докопаться. На это у него нет ни времени, ни возможности: Лэшбрук, не говоря уже о Готтлибе, ему не по зубам. У него нет другого выхода, как принять мое предложение».

– Сами не догадываетесь? Не беспокойтесь, второго у меня нет, – усмехнулся Бредли, перехватив взгляд Сэдлера: тот посмотрел на диктофон, стоящий на столе. – Ну хорошо, я озвучу то, о чем вы сейчас думаете. Угрозу для вас может нести та информация, которой вы владеете. Это понятно. Как только эта информация перестает быть только вашим достоянием и становится известна кому-то еще, вы автоматически становитесь «им» неинтересны. Это тоже понятно. Мое предложение: вы отдаете мне все, что связано с проектом «Ультра», и… передаете образец препарата «сераним». Да, да, и образец препарата «сераним», – повторил Бредли, поймав на себе быстрый, пронзительный взгляд Сэдлера. – Я – организовываю утечку из другого источника и засвечиваю эту утечку.

Сэдлер хмыкнул, вновь опустил взгляд себе под ноги и заходил по комнате. Бредли в молчаливом ожидании следил за его хождением до тех пор, пока тот не подошел к креслу, не уселся в него и опять не взгромоздил ногу на ногу.

– Налейте, чего сидите… – Сэдлер ткнул коротким пальцем в сторону бутылки. – Мне последнее время почему-то стало трудно наклоняться. Живот обязательно во что-то упирается. Себе можете налить коньяк, бутылки стоят вон в том баре, – кивнул он в сторону роскошной «стенки», выполненной под старину, собственно, как и вся мебель в гостиной. – Кстати, русская водка там тоже есть.

Бредли плеснул в рюмку Сэдлера и поставил бутылку:

– Я воздержусь. Не хочу осложнений с полицией. Я ведь за рулем.

– Ну, как хотите… – Сэдлер выпил, крякнул и спросил, прищурив глаз: – Как вам удалось обмануть полиграф? Насколько мне известно, все сотрудники «фирмы» проходили экзамен на детекторе лжи.

– Ну, не все поголовно, исключения были… Умные тоже попадались. К тому же… я ведь сам стоял у истоков его создания, так что… Это неинтересно.

– Это точно. Как точно и то, что в уме вам не откажешь, это я понял еще в сорок пятом. И все-таки… Вы пошли на этот контакт со мной… Не боитесь?

– Чего? Того, что после стольких лет молчания вы вдруг побежите признаваться, что привели в «фирму» английского шпиона? Нет, Пол, не боюсь. Через час после вашего признания вам дадут орден, а через два – вы погибнете в автокатастрофе… или утонете в собственной ванной. Вам как больше нравится? Таких проколов «фирма» не прощает. Нет, Пол, не боюсь.

– Мне больше нравится – в свой постели, от старости и во сне… Если я отвечу вам согласием, вы поверите мне на слово? Образца препарата дома у меня нет. И подготовка материалов потребует времени.

– А что мне еще остается? И какой смысл вам обманывать меня? Вы и так можете вытолкать меня взашей.

– Логично… – Сэдлер с трудом вновь выбрался из кресла и показал на диктофон. – А вот это нелогично. Зачем вам понадобилось писать нас, если запись вам не пригодится?

Бредли взял диктофон, отмотал несколько назад пленку и включил воспроизведение: из крохотного вмонтированного динамика полилась тихая музыка.

Сэдлер посмотрел на него таким взглядом, каким обычно смотрит старый добрый дед на внука- шалуна, разыгравшего его и тем довольного.

– Э-эх… Ладно… Вы посидите тут пока, а я сейчас вернусь, – Сэдлер спиной чувствовал на себе взгляд Бредли. На выходе из гостиной он обернулся:

– Как вы собираетесь организовать утечку и потом засветить ее?

– Это детали, Пол, – ответил Бредли. – Они несущественны. Но если хотите, то я вам о них расскажу. Только… потом, хорошо?

«Потом» – это означало «никогда». Сэдлер понимающе кивнул и вышел.

«Если он откажет, это еще не провал. Он на самом деле не станет сейчас сдавать меня. Себе дороже, – начал анализировать Бредли. – Но вот если он согласится и при этом не выдвинет каких-либо условий, то это будет означать то, что он решил поиграть со мной. Вот это будет уже провал. Или – грань провала. Тогда другого выхода у меня не будет. Тогда придется стрелять». Бредли достал из плечевой кобуры пистолет, снял его с предохранителя и переложил в наружный боковой карман пиджака с правой стороны. Там лежала пачка сигарет, ее он уже доставал, Сэдлер это движение видел, и, если Бредли снова полезет в карман, какого-то беспокойства у Сэдлера это не должно вызвать.

Вошедший Сэдлер прервал размышления Бредли; он отсутствовал довольно долго, около пяти минут, время в принципе достаточное для того, чтобы позвонить.

– Гадаете, куда и зачем я вышел, – спросил Сэдлер, усаживаясь в кресло. – Сейчас узнаете. Выключайте свою музыку, я заведу вам другую.

Сэдлер поставил на столик рядом с диктофоном Бредли другой диктофон: чуть миниатюрнее, более изящный, с другим расположением и количеством кнопок. Одну из них он нажал.

«– Ну и что вы теперь думаете?

– И все же я остаюсь при своем прежнем мнении, генерал. Преимущество плана “Дропшот” перед планом “Тройан” и другими заключается лишь в том, что он предусматривает участие в нем всех стран НАТО. Это, разумеется, большой плюс – я это утверждал и раньше, но… этого недостаточно, а значит – бесперспективно. Советский Союз уже сегодня силен как в экономическом, так и в военно-политическом аспекте, а что будет к началу пятьдесят седьмого года? Нет, даже сейчас идти в открытое ядерное противостояние с Россией – самоубийство. Упущен момент. Вами упущен момент, генерал, вами – военными. Где вы были до сентября сорок девятого, пока у Советов не было бомбы? Почему не были осуществлены план “Чариотер” и операция “Троуджэн”, почему атомная атака не была начата в апреле сорок девятого, как