польщенной.

— Я услышала несколько минут назад, что вы редко бываете в этой части дома.

Его губы изогнулись в иронической полуулыбке, которая выглядела довольно нелепо в сочетании с его подбитым глазом.

— Достаточно часто, чтобы знать, где найти атлас.

Амелия кивнула, вытащив с полки наугад тонкий томик большого формата. На обложке было выгравировано золотым тиснением: «Карты мира». Корешок скрипнул, когда она раскрыла атлас. На титульной странице значился 1796 год, и у Амелии мелькнула мысль: когда в него заглядывали в последний раз?

— Грейс обожает атласы, — сказала она, недоумевая, почему это вдруг пришло ей в голову.

— Вот как?

Он подошел ближе.

— Да. Кажется, она об этом говорила. А может, я слышала это от Элизабет. Они всегда были близкими подругами. — Амелия осторожно перевернула страницу. Книга не была особенно хрупкой, но что- то в ней внушало почтение. Опустив глаза, она увидела большую карту, на весь разворот страниц, с заголовком: «Карта мира, 1791 год от Рождества Христова».

Амелия осторожно провела пальцем по Азии и вниз, до южной оконечности Африки.

— Только посмотрите, какой он большой, — промолвила она словно про себя.

— Мир? — уточнил Томас с улыбкой в голосе.

— Да, — сказала она.

Томас шагнул ближе, остановившись рядом с ней, и нашел пальцем на карте Британию.

— А теперь посмотрите, какие мы маленькие.

— Это кажется странным, не правда ли? — заметила она, пытаясь не обращать внимания на тот факт, что он стоит так близко, что она чувствует тепло, исходящее от его тела. — Я всегда поражалась, как далеко отсюда до Лондона, а здесь, — она указала на карту, — почти ничего.

— Не совсем. — Он измерил расстояние мизинцем. — Половина ногтя как минимум.

Амелия улыбнулась, предпочитая смотреть в атлас, а не на него.

— Мир, измеренный длиной ногтя. Это было бы любопытное исследование.

Он хмыкнул.

— Уверяю вас, в каком-нибудь университете этим уже занимаются.

Она посмотрела на него, что, возможно, было ошибкой, потому что у нее перехватило дыхание. Тем не менее она смогла сказать — и на удивление рассудительным тоном:

— Неужели ученые настолько эксцентричны?

— Особенно те, у которых длинные ногти.

Амелия рассмеялась, он тоже, и тут она осознала, что ни один из них не смотрит на карту.

Какие красивые у него глаза, подымала она несколько отстраненно, словно рассматривала произведение искусства. Ей нравились его глаза и нравилось смотреть в них.

Как случилось, что она никогда не замечала, что у него разные глаза? Она всегда думала, что они голубые — не бледно-голубые и не синие, а ярко-голубого оттенка. Но теперь она ясно видела коричневые вкрапления в радужке правого глаза.

Удивительно, что она не замечала этого раньше, — возможно, потому, что никогда не вглядывалась. А может, он никогда не подпускал ее к себе достаточно близко и достаточно надолго.

И тут он произнес, задумчивым и слегка удивленным тоном, какой был бы и у нее, осмелься она высказать свои мысли вслух:

— Ваши глаза кажутся сейчас почти карими.

— А у вас коричневые крапинки, — отозвалась Амелия и тут же пожалела, что не может провалиться сквозь землю. Надо же сказать такую глупость!

Он коснулся синяка на скуле.

— Крапинки?

— Нет, в правом глазу, — пояснила Амелия. Если уж нельзя взять свои слова назад, нужно хотя бы объяснить их значение. Она собралась показать, но тут же отдернула руку. Не может же она коснуться его и тем более ткнуть в глаз.

— А это. Удивительно, не правда ли? — Он скорчил странную гримасу. Впрочем, нет. Она не казалась бы странной на лице кош угодно, только не его. Чуточку смиренная и немного пристыженная, но такая человечная, что ее сердце пропустило удар.

— До сих пор никто не замечал, — добавил он. — Пожалуй, это к лучшему. К чему мне эти маленькие несовершенства? — Он что, напрашивается на комплимент? Она сжала губы, подавив улыбку.

— А мне нравится, — сказала она. — Мне нравится все, что делает вас менее совершенным.

Выражение его лица потеплело.

— Вот как?

Она кивнула, отведя глаза. Забавно, насколько легче быть искренней и дерзкой, когда он сердится или находится в подпитии, чем когда он улыбается.

— В таком случае вы найдете во мне немало черт, которые вам понравятся, когда узнаете меня лучше.

Она сделала вид, что изучает карту.

— Вы хотите сказать, что далеки от совершенства?

— Ну, я никогда бы не посмел сказать такое, — поддразнил он.

Амелия судорожно сглотнула. Он склонился слишком близко, вероятно, даже не заметив этого. Во всяком случае, голос его звучал ровно, дыхание, обдававшее ее ухо, оставалось размеренным.

— Почему вы сказали, что у меня карие глаза? — спросила она, не поднимая глаз от атласа.

— Я этого не говорил. Я сказал, что они кажутся карими.

Амелия ощутила совершенно неоправданную вспышку тщеславия. Она всегда гордилась своими светло-коричневыми глазами. Они были ее самой привлекательной чертой и определенно уникальной. У всех ее сестер были такие же белокурые волосы и такой же цвет лица, как у нее, но она была единственной с такими необычными глазами.

— Сегодня утром они казались зелеными, — продолжил он. — Хотя полагаю, дело в выпивке. Еще пинта-другая эля, и из ваших ушей полетели бы бабочки.

Этого Амелия не могла стерпеть.

— При чем здесь выпивка! — возмутилась она. — У меня светло-коричневые глаза, скорее, зеленые, цвета ореха обыкновенного, чем, карие, — добавила она недовольным тоном.

Он улыбнулся, ничуть не обескураженный.

— Кажется, я задел ваше тщеславие?

Даже если так, она не собиралась этого признавать.

— Они ореховые, — повторила она чопорным тоном. — Это семейная черта.

— Вообще-то, — вкрадчиво произнес он, — я восхищался их изменчивостью.

— О. — На секунду Амелия лишилась дара речи, застигнутая врасплох неожиданным комплиментом. — Спасибо. — Она уставилась на карту, такую безопасную и успокаивающую. — Посмотрите, какая Гренландия большая, — сказала она, главным образом потому, что это было первое, что попалось ей на глаза.

— На самом деле не очень, — отозвался он. — Карта искажает пропорции.

— Неужели?

— А вы не знали?

В его тоне не было ничего оскорбительного. Он не был даже снисходительным, и тем не менее она почувствовала себя глупой. Словно это было чем-то, что она должна знать. И определенно это относилось к тем вещам, которые она хотела бы знать.

— Это происходит при переносе сферических объектов на плоскость, — пояснил он. — Попытайтесь представить себе карту, натянутую на сферу. В области полюсов окажется много лишней бумаги. Или, наоборот, попробуйте распрямить сферическую поверхность. Никакого квадрата не получится.

Амелия кивнула, задумчиво склонив голову набок.

— Выходит все, что расположено вверху и внизу, растягивается. Точнее, на севере и юге.