– Как же вы к нему в лапы угодили?

– Да кабы самому знать! Пошел сюда по делу, и на тебе! Лежу под полкой, связанный, да еще с тряпкой во рту. Меня от страха в дрожь кинуло… А как уж я испугался, когда понял, что рядом еще кто-то лежит. Кое-как извернулся на бок лечь, чтобы глянуть. А там Пашка. Весело, думаю, дела обернулись! То ли радоваться, что товарищ жив, то ли за компанию с ним смерти ждать! А тут злодей этот – а каков приветлив-то был! – пошарил по чемоданам и вроде уходить собрался. Думаю, слава тебе господи, скоро станция, там меня спохватятся. Только вот ключ единственный при мне, а этот как-то сюды пролез, значит, и, обратно уходя, запереть нас может. А тут еще Павел притих. И уж вовсе судьба стала неясной. Вдруг идет кто-то! И опять непонятно, радоваться или за человека пужаться. Ну как барышню углядел, понятное дело, за нее перепугался. А уж как вы, сударыня, биться на мечах начали – душа вовсе в пятки провалилась. Жуть. Глаза зажмурил, хоть и без того видно мало что было. Лежу не дышу. Бац, что-то поверху свистнуло и ударило. Открыл глаза, глянь вверх, сабля в чемодан воткнулась! Чуть правее глянул – сапоги мужские. И опять как оружие застучит! Страху натерпелся на сто лет вперед, даже как меня вытаскивать стали, не сразу понял зачем и сызнова испугался. Фу! Ты смотри, выговорился, и полегчало.

Мне тоже полегчало, пока слушала.

– А этого перевязать надо! – вспомнила я.

– Да я перевязал, – сказал есаул. – Хоть не слишком и хотелось. Ну да не по-христиански бы вышло, опять же пленник он важный. Так что не пора ли нам отсюда?

– Не пора. Я же по делу сюда пришла.

– Да вы вроде дело сделали? Преступника таки изловили?

– Но мне еще нужно платья взять для сегодняшнего концерта. Сергей, поможете мне?

Есаул захохотал, через некоторое время к нему присоединился Сергей, а следом и я. Хотя ничего особо смешного сказано и не было.

Пришедший в багажное отделение Иван Порфирьевич застал меня за самым безобидным занятием – поиском платьев. Это зрелище на него подействовало слишком непредсказуемым образом: он притулился плечом к полке и застонал. Потом тряхнул головой, вроде как наваждение отогнал.

– Ну-с, что у вас произошло? – ласково произнес он, обращаясь вроде ко всем сразу, но глядя на меня.

Мне эта ласковость не слишком понравилась, но на вопрос я ответила:

– Да мы вот пришли за платьями, а тут, оказывается, мистер Ю прячется. Пришлось его связать.

– Э-э-э… А он что же, не возражал?

– Как не возражал? Возражал, конечно. То есть покочевряжился слегка, это уж само собой. Но Семен Андреевич не просто так пришел, а с аргументами! – ткнула я пальцем в шашку, лежащую возле сидящего на коробке есаула.

Иван Порфирьевич с подозрением глянул сначала на казака – тот взгляд отвел, потом на железнодорожника Сергея, но тот лишь руками развел, потому как не мог понять, что здесь можно сказать. Да и не пришел в себя окончательно после всего пережитого.

– Так! – опять очень ласково произнес товарищ прокурора, и я поняла, что допроса с пристрастием мне сегодня не избежать. – Не желаете сами говорить? Придется допросить! Всех!

– Как прикажете, – смиренно откликнулась я. – Но несколько позже, с вашего позволения. Мне нужно к концерту готовиться. Сергей в скором времени багаж на станции станет принимать. Вы пока можете с пленным пообщаться.

– Спасибо, что хоть против этого не возражаете! Утешили! – съехидничал товарищ прокурора.

– Да слабое это будет утешение, – поднял глаза от пола есаул, которому удалось согнать с губ улыбку. – Я, если что в этом деле и понимаю, так это то, что молчать он будет. Хоть режьте. Да! Вы постарайтесь, чтобы он до ножа какого не добрался, а то сам зарежется. У них это в крови, вроде за доблесть считается.

Иван Порфирьевич принялся уточнять, о чем идет речь, и они разговорились с Семеном Андреевичем. Я тем временем нашла в чемоданах все, что мне было нужно, и попыталась уйти потихоньку. Можно считать, что мне это удалось, только господин Еренев одарил таким взглядом, что меня до дрожи проняло. Но останавливать меня он не стал, и я этим воспользовалась.

Конечно, это ужасное приключение не прошло для меня даром. Но и не слишком задело. Во всяком случае, узнав о том, что нас с дедушкой пытались отравить, я испугалась намного сильнее и в себя потом приходила долго. А сейчас, то ли слишком много всего произошло за последние часы и я уж перестала остро воспринимать новые напасти, то ли эта острота восприятия должна была проявиться позже – так тоже бывает, – но чувствовала я себя совсем неплохо. А главное, чувствовала себя в безопасности! Мистер Ю и его сообщник связаны и сидят под арестом. Вряд ли у них был еще один соучастник. А если и был, то он-то сейчас сидит и дрожит куда больше, чем я. А то и вовсе давно удрал с поезда. Так что мне можно было спокойно заняться куда более приятными делами и на время забыть о преступниках и преступлениях. Уж, во всяком случае, до той поры, когда до меня доберется с вопросами Иван Порфирьевич. Пока же он занят тем, что пытается допросить самурая, а тот молчит, тут я Семену Андреевичу верила. Затем нового пленника надо будет тоже определить под арест, а в поезде это сделать непросто. Еще нужно будет дать телеграмму, чтобы полиция или жандармы забрали от нас этих преступников. Так что час «расправы» надо мной был неблизок.

Я забежала к нам в купе, воспользовалась отсутствием дедушки и спрятала свой кинжал под матрац. Должна же я буду рассмотреть мой подарок! А на виду его оставлять пока не стоило. На бегу, почти мимоходом, сделала еще одну вещь и пошла выдавать актрисам костюмы. После чего пришлось организовывать глажку, но оказалось, что в нашем поезде и это не проблема!

После мы попили с дедушкой чай с припасами из корзины, потому что в ресторане уже начали все готовить к концерту и идти туда было уже поздно. Дедушка заинтересовался отсутствием Ивана Порфирьевича, я ответила, что тот, судя по всему, организует передачу преступников в руки правосудия. Дедушка сначала кивнул, потом ухватился за мою оговорку, что полиции передают не одного преступника, о котором он знает, а преступников. Пришлось коротко рассказать, что храбрый есаул Котов схватил мистера Ю. Тут нас позвали на концерт, и больше вопросов он задать не успел.

Концерт в этот раз был не таким веселым, как наше первое представление, зато получился душевным. Дедушка прекрасно и с чувством спел любимый наш романс «Средь шумного бала», а затем продекламировал лирические стихотворения того же поэта Алексея Толстого. Успех был потрясающим! И мне снова показалось, что дедушка в последние месяцы, ну с тех пор как разрешились многие наши проблемы, да он к тому же вернулся на сцену, просто помолодел. Похоже, многие дамы, так бурно ему аплодировавшие, также считали его совсем не старым. Потому что одаряли его не только аплодисментами, но и пылкими взглядами.

Я один раз отвлеклась от происходящего на «сцене». Почти никто из пассажиров не обратил внимания, что поезд стоит на станции, все смотрели на артистов. Да я и сама лишь случайно глянула в окно и заметила с дюжину полицейских чинов с винтовками. К ним вышел Иван Порфирьевич, что-то там объяснил, отряд разделился на две части. Первая прошла к вагону, где обитала обслуга поезда и где в купе у Арсения Игнатьевича должен был сидеть под арестом бывший китаец и бывший корейский предприниматель. Вторая прошла назад по ходу поезда, за его сообщником. Как их выводили, мне видно не было, но меня это не слишком интересовало. Вскоре к нам присоединились господа офицеры, сбросившие с себя груз ответственности за содержание этих преступников. Так что большую часть представления им увидеть удалось. Владимир особенно был рад, что застал номер Елены Никольской, исполнившей соло арию Розалинды из «Летучей мыши» и дуэтом с Дашей куплеты из оперетки композитора Легара.

В конце программы Иван Иванович Тихомиров, как всегда выступавший в качестве конферансье, вновь предложил публике поучаствовать. И что бы вы думали? Первым вызвался тот самый купец, из-за которого было столько хлопот. На сей раз он повел себя едва ли не благочинно, поблагодарил за возможность показать свой скромный талант и неплохо спел песню «Коробейники», сам же себе аккомпанируя на принесенной с собой балалайке. Будучи удостоенным своей доли оваций, он не удержался и все же крикнул свое любимое «Всем шампанского!». На удивление, многие согласились с таким предложением, по залу, в который был на время превращен вагон, засновали официанты.