Не слишком ли ты судишь строго?Что ж остается нам, творцам?МОНАХПлач покаянья остаётсяТворцам, а может, мертвецам.ПОЭТДавно в искусстве раздаётсяСей плач.МОНАХИскусство — смрадный грех,Вы все мертвы, как преисподня,И ты мертвец — на вас на всехНет благовестия Господня.В предверье Страшного СудаНа рафаэлевой картине —Завеса бледного стыда,А не сияние святыни.ПОЭТЗагнул юрод! Ещё чего!Чтоб на лице Пречистой девыНе выражалось ничегоОт прародительницы Евы?Так отреши её тогдаОт человеческого рода,От богоданного стыдаПод знаком совести юрода.Ты умерщвляешь плоть и кровь,Любовь лишаешь ощущенья.Но осязательна любовь,Касаясь таин Причащенья.Какой же ты христианинБез чувственного постоянства?Куда ты денешь, сукин сын,Живые мощи христианства?Так умертви свои уста,Отвергни боговоплощенье,Вкушая плоть и кровь ХристаИ принимая Причащенье!При грозном имени Христа,Дрожа от ужаса и страха,Монах раскрыл свои уста —И превратился в тень монаха,А тень осклабленного рта —В свистящую воронку праха.И смешаны во прахе томДобро со злом и тьма со светом.И ходит страшным ходуномСвистящий прах перед поэтом.Под ним сыра земля горит,И гул расходится залесьем.— Смотри, — поэту говорит,—Как я качаю поднебесьем.Поэт вскричал: — Да это враг! —Окстился знаменным отмахом —И сгинул враг, как тень, в овраг…Но где монах? И что с монахом?
1 и 5 ноября 2003
Слепые мудрецы
В одной пустыне повстречались двое,И каждый думал: этот мир — пустое!Один затряс ногой и возопил:— Как тесен мир! Мне отдавило ногу.— А в мире что-то есть! — проговорилВ раздумье тот, кто ногу отдавил.Да, в мире что-то есть, и слава Богу…А жизнь идёт, не глядя на дорогу.
