– Оставь себе, Шнееман, – Федор улыбался, видимо, Кирюха здорово поднял ему настроение. – Зря, что ли, коменданта обворовали?

– Так ему и надо, да, Федя? – спросила осмелевшая Юкки.

– Во-во...

Охранник спустился первым. Поднял решетку в полу.

– Ребята, учтите: я и сам не знаю, чего там.

– Думаешь, мы знаем?

– Может, все-таки через черный ход?..

– Нас там ждут, Федя.

– Да я прикрою, если че!

Юкки взяла его за локоть:

– Нельзя, Федя. Ты не знаешь, кто они такие. И будет лучше, если не узнаешь.

Она подпрыгнула и громко поцеловала его в щеку.

Кирюха пожал Федору руку. Тот спросил:

– Домой едете? Вдвоем?

– Вдвоем! – довольным голосом сообщила девчонка.

Кирюха ущипнул ее за руку: не болтай лишнего! Сел на пол, спустил ноги в отверстие и спрыгнул вниз.

Низвержение в Фекальстрем прошло удачно. Кирюха приземлился на обе ноги, оказавшись по пояс в скверной воде, что неслась быстрым потоком. От ее запаха выворачивало наизнанку, пришлось дышать ртом.

Включил фонарик. Толстый луч вырвал из темноты круглый кусок влажной стены, сложенной из темного кирпича.

– Ну как там? – крикнула Юкки, просунув голову в дыру.

– Сойдет.

– Я прыгаю. Поймаешь?

– Прыгай, не разобьешься. Здесь не очень высоко.

– Ну, ладно...

Он отошел в сторону. Юкки упала сверху – Кирюху окатило целым фонтаном вонючей воды.

– Эй, ассенизаторы! Я решетку не закрываю пока? – спросил Федор.

– Не закрывай. Если что – мы еще вернемся.

– Эх и вони-и-ища! – брезгливо протянула Юкки. – Куда идем, сладкий?

– Туда, куда вода течет, кисуня. Рано или поздно выйдем к выходу.

Побрел по течению, сжимая фонарик левой рукой, кинжал – правой. Вполне вероятно, думал он, что здание общежития окружили не только на поверхности, но и под землей. Хотя вряд ли. В крайнем случае они могут взять под наблюдение ближайшие канализационные люки.

Но где они? Кирюха время от времени обшаривал потолок лучом – ничего похожего на выход. Под потолком пролегали толстые трубы, кое-где имевшие огромные отверстия-зевы, сквозь которые с громким плеском выливались и пополняли подземную реку фекальные водопады.

Под ногами было омерзительно скользкое, кое-где шершавое дно. Юкки молчала и не разжимала рук, вцепившихся Кирюхе в спину.

Брели, пока не наткнулись на решетку, перегораживавшую тоннель. Металлическая лесенка возле решетки вела к люку.

– Ну, что, попытаем счастья? – спросил Кирюха.

– Мы достаточно далеко ушли?

– Думаю, да.

Кирюха уже лез вверх. Поднял люк – снаружи была кромешная тьма. Включил фонарик, лучом света обшарил помещение.

Это была заброшеная котельная: чугунное забрало топки, пустые ящики, лопаты. На полу – серая пыль, кое-где – куски угля.

– Все чисто. Вылазим.

Вылезли.

– Мне страшно... – шепнула она.

– Мне тоже. Может, завоем на два голоса? – Кирюха сдернул со спины рюкзак. – Их здесь нет и не должно быть. Все спокойно.

– Ты меня успокаиваешь или себя?

– Отставить панику, – отрезал он. – Одеваемся.

– Смыть бы все это дерьмо с себя...

– Ничем не могу помочь, – он скинул вонявшие канализацией штаны, бросил в угол. Вытряхнул из рюкзака обувь, брюки и шорты, вместе с ними – мохнатое полотенце. Наощупь вытер ножки Юкки – тщательно, насухо. Вытерся сам, выбросил полотенце. Натянул брюки, обулся, подхватил с пола фонарик.

– А выход где, Кирюша?

– Кажется, вот он.

Луч упирался в дверной проем, заложенный серыми огрызками кирпичей, между которыми коряво пучился застывший цемент.

– И что? Выходит, зря одевались?

– Фиг тебе, – Кирюха отдал Юкки фонарик. – Свети.

Подошел к кирпичной кладке, надавил на нее ладонями. Поковырял цемент клинком.

– Да здравствует наш русский тяп-ляп... – пробормотал он и пнул неряшливо сложенный кирпичный заслон ногой. При свете фонарика прекрасно было видно, как пошатнулась стенка.

Кирюха разбежался и атаковал препятствие плечом, вложив в толчок массу собственного тела, помноженную на скорость. Заслон обрушился, Кирюха очутился на полу среди обломков кирпича. Юкки кинулась к нему, стуча об пол каблучками туфель:

– Живой?

– Как всегда! – он бодро вскочил на ноги.

Юкки посветила по сторонам.

Помещение с низким потолком было уставлено огромными агрегатами, в которых Кирюха узнал допотопные типографские станки. Кое-где валялись кипы газет, увязанные шпагатом. Под ногами хрустели осколки разбитых ламп.

– Заброшенная типография... – негромко проговорил Кирюха. Он вдруг замер на месте: – Тихо-тихо!

– Что? Думаешь, засада?

Парень крепко сжал в пальцах рукоять кинжала:

– Надеюсь, что нет, – он перешел на шепот. – Замолчи и не дыши. Прислушайся!

Юкки покорно замолкла. Едва настала тишина, фонарик в ее руках задрожал, затем заплясал – чутким ушком она уловила чей-то громкий вздох в нескольких шагах от себя.

– Стой на месте! – шикнул Кирюха. В отличие от подружки, он не стал паниковать, услыхав чужое дыхание – наоборот, почувствовал небывалую легкость: профессионал, засевший в засаде, не стал бы выдавать себя столь глупым образом – ни вздохом, ни кашлем, ни щелчком затвора. Это значит, что здесь, в пустом заброшенном здании прячется кто-то более-менее безопасный: бомж или наркоман, а может, зомби-алкоголик, вроде тех, что попытались убить Кирюху в «янтарном» доме. Словом, ничего страшного. Если кинется в драку – напорется на «Ладонь призрака», да так, что мало не покажется.

Дыхание стало громче. Невидимый обитатель заброшенной типографии приближался, шаги его были тихими – даже не шаги, а еле слышные щелчки.

Кирюха схватил Юкки за трясущуюся лапку и направил луч фонарика в сторону незнакомца. Он увидел невысокую – ростом с десятилетнего ребенка, но очень широкую тушу, что стояла на четырех ногах, занимая собой проход между рядами печатных станков, и громко дышала, раскрыв здоровенную пасть.

– Пес... – удивленно прошептал Кирюха.