Не знаю, сколько времени у меня уходит на то, чтобы добраться до завода — кажется, даже само время становится для меня упругим и гибким, позволяя мне делать с ним все, что оно захочет. Но это лишь иллюзия — я точно это знаю, так как иногда поднимаю глаза в небо, где в ИК-диапазоне за черными тучами угадывается контур солнца, которое за время моего сумасшедшего бега успело сделать пройти большую часть своего пути над землей. Или после дня первой атаки даже солнце стало двигаться как-то не так… Не знаю.

Я выхожу точно на один из западных внешних постов — тот самый, на котором приютили меня и Бомбодела, когда я везла его в завод… Однако, постовые там, естественно, стоят другие… А жаль — мне так хотелось бы поверить, что все происшедшее было лишь сном, и сейчас я всего лишь вышла из Безмолвия после встречи с Мадьяром и ядерного взрыва над моей головой. Нет, лучше так, что не было никакого Мадьяра, а я просто потеряла управление при ядерной атаке и врезалась в обломки какого-то строения, что Антон погиб, а я, чуть живая и контуженная, добралась до завода… Но нет — увидев, что мне навстречу выходят шестеро постовых в защитных костюмах, я понимаю, что все происшедшее было на самом деле… Жаль. Тех парней я даже не стала бы убивать, в отличие от этих шестерых. Шестеро! Сырецкий усилил охрану постов, как будто думает, что это сможет меня остановить! Или целую армию Мадьяра, которая, моими стараниями, сейчас стучится во врата Ада.

Я особенно и не таилась, не старалась подкрасться к посту, я просто дала им себя заметить. Дала шанс броситься бежать без оглядки, увидев черную фурию, шагнувшую к ним из темноты безмолвия. Но долг в них пересилил страх, и они встретили меня поднятыми автоматами… Зря.

— Кто вы и откуда пришли?! — обратился ко мне один из них, должно быть, старший.

— Не узнаешь, дружок? — хищно улыбаюсь я, и взвиваюсь в воздух, отталкиваясь от него, словно от твердой опоры. Боже мой, как это просто, бежать по воздуху! Почти как по хрупкому снегу, несясь с такой быстротой, что он просто не успевает просесть под моими ногами. А как просто убивать людей! Как они медлительны и неповоротливы!

Я оказываюсь за их спинами, и раньше, чем они успевают повернуться, впечатываю кулак в позвоночник ближайшего ко мне постового. Тонкая свинцовая ткань костюма рвется, а следом раздается и хруст сминаемых позвонков — свинцовая одежда может защитить от радиации, но не от ее порождения. Не от меня!

Стволы автоматов уже смотрят в мою сторону, но раньше, чем кто-то из солдат успевает прицелиться, я пинком выбиваю автомат из рук одного из них, и вновь проношусь над их головами, на лету хватая оружие, и еще на лету начиная стрелять. Двоим пули входят точно в голову, вонзаются в макушку, и пробив череп ввинчиваются в мозг… Третий успевает податься в сторону, так что моя очередь лишь цепляет его плечо, еще двое вообще находятся правее линии огня… Но это временно!..

Тройное сальто, и я уже вновь ощущаю под ногами землю, точнее — холодный черный снег Безмолвия. Громоздкие костюмы мешают солдатам прицелиться, закрывая большую часть поля зрения. Будь у них еще секунда — они бы успели поймать меня на мушку, что, правда, ничего бы им не дало — я бы легко ушла с линии огня. Но у них нет даже этой секунды! Я отбрасываю в сторону автомат — никогда не любила огнестрельное оружие, и проношусь между ними, пригнувшись к земле, и полосуя ножом им по ногам. Постовые еще только начинают заваливаться на землю, когда я вновь оказываюсь рядом с ними, чтобы всадить одному нож под подбородок, а другого приложить стеклом шлема об свое колено, вбивая осколки тому в лицо.

Вынув нож, и даже не удосужившись вытереть с него кровь, я направляюсь к последнему солдату, скорчившемуся на снегу…

— Ну что? — спрашиваю я, срывая с него шлем, — Теперь узнаешь?

— Бегунья… Печерская. — шепчет он.

— Не угадал! — я вновь улыбаясь, осознав, что сейчас действительно говорю то, что думаю, — Я — смерть! В здании есть еще кто-нибудь?

— Никого. — задыхаясь от боли в простреленном плече отвечает он.

— А не врешь? Проверим. — я хватаю его руку, без особых усилий преодолевая сопротивление, и всаживаю нож в раскрытую ладонь.

— Никого! — кричит он, извиваясь на снегу и силясь освободить руку от моей хватки. — Никого! Никого!

— Верю. — легко соглашаюсь я. — Вы успели радировать на завод о том, что увидели меня?

— Нет!

— А не врешь? — я поворачиваю нож, чувствуя, как хрустят его кости.

— Нет! — он больше не кричит, только стонет, перестав даже сопротивляться. — Нет! Нет! Не успели!

— Хорошо. — констатирую я, точным движением полосуя его ножом по шее. Глаза солдата широко раскрываются, он удивленно смотрит на свою кровь, толчками вытекающую на снег, и протягивает ко мне руки в последней мольбе.

— Нет. — я качаю головой с притворным сожалением. — Извини, но я проголодалась.

Его кровь живительной влагой вливается в меня, наполняя силой. Я выпиваю его целиком, до капли, наслаждаясь вкусом, которым раньше пренебрегала. Раньше… Раньше я считала грехом питаться плотью людей, просто потому, что относила к ним и себя. Но я не человек, я бегун, ночная кошка…

Продолжим!

Расстояние от поста до Западной стены я покрываю за каких-то десять минут — у меня не так уж много времени, в нынешних условиях, приближенных к боевым, Сырецкий может счесть молчание одного из постов как сигнал тревоги, и поднять на уши весь завод. Впрочем, мне плевать — сейчас я берусь покрошить в капусту весь мобильный отряд, если он встанет у меня на пути.

Стена вырастает передо мной всей своей махиной, выскальзывая из темноты ИК-диапазона. Холодная, словно само Безмолвие, и грозная, словно… словно само Безмолвие! Последний рубеж, защищающий жителей заводских бункеров от всего, что может придти из темноты. Хреновенький рубеж, господа!..

Не сбавляя хода я взлетаю на стену, цепляясь пальцами рук и ног за мельчащую неровность каменной кладки, прижимаясь, когда нужно, всем своим телом к холодной громаде, и отталкиваясь от нее каждой клеточкой, каждым миллиметром своей кожи. Все вверх и вверх, пока передо мной не открывается территория завода. Я припадаю к гребню стены, словно кошка, опасаясь людей с ночными прицелами — здесь я представляю собой отменную мишень. Минута, две, три… Никто не спешит открывать по мне огонь. То ли люди свято верят в надежность стены, то ли думают, что то, что придет из Безмолвия вежливо постучится в ворота и даст себя расстрелять. Никто не контролирует гребень периметра… Раскинув руки я спархиваю со стены, ощущая, как воздух поддерживает мое тело, лаская его холодными щупальцами. Он сейчас на моей стороне…

В сотне метров от меня, на площадке над ректором, собралась оживленная толпа… Мне бы сейчас автомат, да пару гранат — в несколько минут я выкосила бы большую часть этого сброда! А в чем, собственно дело, достаточно лишь прогулять до ворот, вежливо постучаться в караульную будку, и позаимствовать оружие у бойцов. Мертвым оно все равно не нужно…

Нет, я пришла не за этим. Моя цель сейчас — один человек. Тот, кто позволил убить моих друзей,