Она не спрашивает, не торгуется. Записывает и подчеркивает.
— Это очень красивая квартира, — подаю я голос, когда она закончила, — здесь целый день солнце. Утром — с авеню дю Мэн, после обеда — со двора. Можно принимать солнечные ванны, не выходя из дома!
— Да, света много, — соглашается она.
— И двор большой. У вас практически нет визави! Тут растет кустарник и большой, красивый каштан. Муж консьержки — садовник, он обо всем заботится.
Мадам Луазо кивает, подходит к окну и выглядывает во двор.
— Да, много зелени, — в голосе звучит одобрение, — но там, где я живу, напротив парк! Это еще лучше! Скажите, а здесь есть подвал?
— Конечно!
— А комната для прислуги?
— К сожалению, нет. Все помещения для прислуги проданы и перестроены в маленькие квартиры.
— Гаража тоже нет, полагаю?
— В этих старинных домах их не бывает. Но в ста метрах отсюда есть новый дом, и они иногда сдают в аренду.
— У вас есть телефон?
— Разумеется, мадам.
Она записывает мой номер телефона.
— Хорошо! У меня есть полная информация. Теперь мне пора идти, мадам!
Она протягивает мне на прощание руку. Я даю ей свою визитку и остаюсь наедине со своим разочарованием. Любительница Африки! Какая неудача!
Со вздохом плюхаюсь в кресло.
Снова дать объявление? За свой счет? Нет. Валькирия это заметит и будет знать, что я иду по следу. Этого мне не надо!
Допиваю бутылку минеральной. Что будет со мной дальше? Я вдруг чувствую себя страшно одинокой. С тоской смотрю на цветущий куст, на розы и пестрые коврики. Забыть Фаусто и переехать сюда? Нет. Этот кафель сведет меня с ума. К тому же как я буду зарабатывать на жизнь? В качестве мелкой служащей у Глории? Ни за что! Я хочу свое собственное дело. Но для этого нужен стартовый капитал.
Ах, жизнь — это сплошные зигзаги! Только делаешь хорошую партию и считаешь себя обеспеченной на всю жизнь, как оказывается, что у тебя ничего нет. Не успеваешь очутиться перед алтарем, как падает пелена, и за знаменитой фамилией не скрывается ничего, кроме кучи долгов. Или скандалов. Или любовниц с детьми, грозящих поглотить все благосостояние.
Целый год я работала, экономила — и все ради чего? Ради Фаусто и его возлюбленной! Они выпотрошили наш общий счет. Я могу получить четыре тысячи франков, пришло мне письменное уведомление из банка — это курам на смех! Эти двое думают, что я буду сидеть без наличных в Париже. Ошибаются!
До свадьбы я мудро откладывала на черный день. Поэтому сейчас у меня есть симпатичный счетик в английском банке на Вандомской площади, о котором Фаусто даже не подозревает. До Рождества продержусь, и мне не надо будет очертя голову продавать авеню дю Мэн, потому что летом дела идут плохо. Сидит в жару в Париже лишь тот, кому непременно надо сбыть свой товар, все остальные нежатся на пляже. Кто этого не знает! Поэтому летом торгуются до седьмого пота, и покупатель всегда остается в выигрыше.
Здравый смысл говорит: жди! Жди до начала учебного года. И в сентябре бывают жаркие дни. И не всякий, кто ищет квартиру, годами жил в Африке.
Упаковываю свои вещи и еду домой. Цветы забираю с собой, растения оставляю на случай, если мадам Луазо еще раз захочет посмотреть квартиру. Испанка обещала прийти и полить.
В четыре я дома. Наполняю три китайские вазы лилиями и розами и ставлю их в желтый салон. Потом просматриваю дневную почту, которую консьержка подсунула под дверь.
Для меня есть одно письмо. Незнакомый почерк, без обратного адреса. Внутри что-то твердое. Что бы это могло быть?
Иду в комнату Фаусто, там у меня есть еще важные дела, сажусь за его изумительной красоты старинный стол и открываю конверт.
Из него выпадает фотография.
Групповой снимок, цветной. Фаусто с… с двумя детьми на коленях! Симпатичный белокурый мальчик лет трех и маленькая девчушка около годика. Внизу, на белом поле, что-то написано. Мне трудно читать, буквы расплываются перед глазами, но я беру себя в руки. Наконец читаю отчетливые печатные буквы:
ФАУСТО, ГЕРМЕС И АМУР СЕНТ-АПОЛЛ — СЧАСТЛИВАЯ СЕМЬЯ!
Слово «семья» подчеркнуто. Опускаю фотографию и несколько секунд сижу, не в состоянии пошевелиться. В комнате жуткая тишина. Наконец встаю, подхожу к окну и выглядываю на улицу.
Теперь я знаю, почему Фаусто не хочет детей. Потому что у него уже есть дети!
Я об этом догадывалась! Особенно когда нашла заколки и игрушки в «Еловом доме». Я предполагала одного ребенка, но уж никак не двух.
Иду на кухню и наливаю себе большой бокал минеральной воды. Потом углубленно рассматриваю фотографию.
Если мальчику три года, он родился еще до нашего знакомства. А девочка должна была родиться незадолго до нашей свадьбы. Зачата в тот год, когда мы не были с Фаусто вместе.
Но почему он женился на мне, а не на ней? Почему он осаждал меня так упорно, как турки золотую Вену? Но двое детей! Почему он от нее отказался? Только из-за родителей? Возможно ли такое?!
Сажусь в зеленое кресло, подаренное мною Фаусто на Рождество, которое я специально для него отдала обтянуть его любимым тончайшим шотландским сукном и залпом выпиваю бокал. — Потом закрываю голову двумя руками.
Ах, Париж!
Этот город делает меня такой счастливой — чтобы в следующий момент сразить наповал! В двадцать лет это бы меня доконало, но в сорок два просто все расставляет по своим местам.
Я не могу приспособиться к многоженству, процветающему здесь, на Сене, и не желаю себя больше обманывать. Я не могу принять здешние нравы: одна жена в деревне, другая — в городе. Если такое считается в порядке вещей, то по сравнению с этим «кратко и сладко» — прямо-таки пуританство.
Разглядываю фотографию у себя на коленях. Дети очаровательные. Они ни в чем не виноваты. У Фаусто есть я — и есть Одиль. Одна лишняя! У друзей Фаусто еще круче: одна жена, одна содержанка, одна возлюбленная, одна подружка, и почему это не укладывается в моей голове? В Вене тоже ходят налево. Но там это как-то лучше распределяют, там имеют одну за другой, а в Париже всех одновременно, и чаще всего — на всю жизнь! Нет! Это слишком долго!
Я не желаю иметь полмужа!
Лучше уж ни одного!
Я ненавижу спектакли с женами и любовницами, которые здесь разыгрывает каждый. И тягостные попытки удержать и ту, и другую: богатые подарки, идущие не от сердца (рубиновый браслет в день свадьбы), лживые клятвы, бесстыжий обман, придуманные поездки — и собаки!
Потому что если возлюбленная выходит из себя, ей дарят собаку. Чтобы было кого погладить. Пока мужчина проводит вечер в довольстве, у семейного очага с женой, с детьми, друзьями, гостями.
Ах, я могла бы тома написать о том, что увидела здесь! И почему, черт побери, я такая ранимая? Почему никак не обрасту толстой кожей?
Ему не удастся отделаться от меня собачкой. Я законная жена. Я ношу фамилию Сент-Аполл. Я живу в роскошной квартире и езжу на «роллс-ройсе». Я выхожу в свет с Фаусто и признана его родителями. Я номер один! Всего этого достаточно, чтобы свести с ума любую возлюбленную!
Большинство знакомых француженок (за исключением Глории) предпочли бы ничего не менять. Они разумно думают о квартире, деньгах и доме, а я хочу любви и чувств!
Я не в силах оторваться от фотографии. Сердце замирает, в висках стучит. Решение принято: я сдаюсь! То, что могут парижанки, не могу я. У меня нет сил, для этих игр нужно тут родиться.