— Терпимо. Но мне приходилось ежедневно по нескольку раз мыть лестницы. Постоянно появлялись белые следы, а жильцы сразу жаловались.

Даю ей двести франков.

— Это за ваши услуги!

— Большое спасибо, мадам, — радостно благодарит она, — очень великодушно с вашей стороны. Спасибо!

Мы вместе спускаемся вниз.

— Когда квартиру осматривали в последний раз?

— Уже давно никого не было, целый месяц.

— А месье Сент-Аполл? Он здесь часто бывал?

— Каждый день, забирал свою жену. Она архитектор. Высокая такая, дородная особа, которая за всем тут присматривала.

— Если вчерашняя дама опять появится, позвоните мне сразу, пожалуйста!

— Непременно, мадам. И еще раз большое спасибо! — Через полчаса я опять дома.

Снимаю пропотевшую блузку, становлюсь под душ и смываю с себя страх. Значит, меня уже списали. Валькирия уже стала мадам Сент-Аполл. И Фаусто все время был в Париже. Приятно узнать. Вода хлещет по моему телу. Спокойствие постепенно возвращается. Мою заодно голову и освеженная выхожу из душа. Надеваю легкое белое платье из хлопка, оборачиваю волосы голубым полотенцем и шлепаю босиком в зимний сад.

Как же здесь хорошо!

Все окна открыты, жара идет растениям на пользу.

Все цветет пышным цветом, этот зеленый оазис не знает никаких потрясений. Включаю вентилятор, сажусь в красивое кресло, на белые мягкие подушки и чувствую себя, как в отпуске в тропиках.

В тропиках? Нет, гораздо лучше!

Ведь тут нет ни москитов, ни скорпионов, ни ядовитых пауков, ни муравьев-убийц, ни гигантских тараканов, нет жалящих, ползающих, кусающих насекомых, нет червей, ввинчивающихся в пятку, здесь меня не подстерегают тиф и малярия. Нет, спасибо, мне достаточно Парижа. И кроме того, в каких тропиках есть Эйфелева башня?

Я не могу оторвать глаз от молодцеватой гигантской буквы А, уверенно и гордо стоящей на другом берегу Сены и ослепительно сверкающей в лучах полуденного солнца. Этот вид всегда придает мне сил. Пока стоит Эйфелева башня, я не пропаду!

До самой темноты сижу в зимнем саду и напряженно размышляю. Не мигая, смотрю прямо перед собой, ничего не ем, не пью и почти не двигаюсь.

Как сделать из морозильной камеры уютное гнездышко? Если бы не спешка, я бы заказала гардины. Гардины творят чудеса! Но у меня мало времени, на счету каждый день. Я должна продать квартиру, пока держится жаркая погода. Кафель в дождливую погоду абсолютно безнадежен! Но если жара усилится, да так, что люди будут плавиться на бульварах, и миловидная дама, придя красной и вспотевшей в кафельную прохладу, сможет там снова дышать и оживет, как в холодном гроте, тогда у меня появится небольшой шанс!

Ровно в десять вечера я наконец встаю. Я знаю, что сделаю, решение принято. Ложусь спать, потому что завтра предстоит тяжелый день. В понедельник мадам Луазо может смотреть квартиру. В понедельник я готова. Я положу конец проискам Фаусто и его валькирии.

Бог на моей стороне — жара держится!

В понедельник духотища стоит необычайная. Такого пекла не было уже сто лет. Воздух над асфальтом неподвижно завис дрожащим струящимся маревом, весь Париж стонет, потеет и скулит. Только я блаженно сижу на авеню дю Мэн, свежа и благоуханна, как роза, и жду мадам Полину Луазо.

На мне белое хлопчатобумажное платье с красным поясом и красные сандалии. Волосы я подколола повыше, на пальце сверкает обручальное кольцо с тринадцатью бриллиантами, а в ушах покачиваются золотые солнечные диски.

У меня богатый, довольный и расслабленный вид. Пусть думает, что у меня все в порядке и это не вынужденная продажа, а так, маленькое хобби! Я принесла ледяную минеральную воду и поставила бутылку в серебряный бочонок для шампанского. Он величаво стоит на красном кирпичном камине рядом со стеклянной вазой с желтыми тюльпанами.

Цветы повсюду: разноцветные розы в напольных керамических вазах, красные лилии на кухне. На плитках лежат мои красивые старинные коврики ручной работы с улицы Валадон. В салоне стоит огромный цветущий куст, взятый напрокат в цветочном магазине. Два лавровых дерева с шарообразно подстриженной кроной в красивых терракотовых горшках придают столовой южный колорит. Через открытое окно в ванную вливается солнце. Я повесила красные полотенца и положила розовое мыло, благоухающее до самой передней.

В салоне мадам Луазо ожидают два красивых кресла с желтыми подушками, готовые принять ее, изнемогающую от долгой дороги, жары и жажды, чтобы она смогла отдаться очарованию цветов, пестрых ковриков и моему красноречию.

Встреча была назначена на час. В два ее еще нет: Мною потихоньку овладевает беспокойство. Неужели все было напрасно? Лопнула еще одна договоренность?

К этому привыкаешь в Париже. На людей нельзя положиться. Говорят «один», имеют в виду «два» — говорят «да», имеют в виду «нет». Хотя по телефону мне показалось, что дама не такого сорта. Четверть третьего, половина. Настроение падает окончательно.

Наконец, когда я уже собираюсь уходить, слышу шаги на лестнице. Раздается стук в дверь, и долгожданная входит. Ага! Такой я ее себе и представляла. Типичная француженка из хорошей семьи, я это сразу вижу.

Небольшого роста, изящная, общительная, хорошо знает, чего хочет. Одета с иголочки — желтое летнее платье с короткими рукавами и белые элегантные туфли, подчеркивающие красоту ее маленьких ног. Серебристые волосы уложены безукоризненно. Шляпки нет, зато есть чулки! И белые перчатки! Как она это выдерживает в такую жарищу — для меня загадка!

— Бонжур, мадам, — высокомерно здоровается она, — я опоздала, весьма сожалею. Я провожала внука на аэродром, и на обратном пути на шоссе была авария. Мы застряли на час.

— Бонжур, мадам! Это было, наверное, ужасно в такую жару?

— О нет! Нет! — восторженно восклицает она. — Я люблю такую погоду! Для меня чем жарче, тем лучше. Я пятнадцать лет провела в колониях. Со своим мужем. С тех пор, как мы вернулись, я все время мерзну. Можете себе представить, какое пекло было в Африке! Сегодняшняя погода меня как раз устраивает!

О боже! Я готова отступить. Потом беру себя в руки.

— Разрешите предложить вам стакан минеральной воды, — говорю я, пытаясь скрыть свое разочарование.

Короткая пауза.

— Да, пожалуйста, — говорит она, помедлив. — Хорошая идея.

Но садиться она не желает.

— Давайте посмотрим все сразу, — предлагает она, не выпуская стакана из рук, — у меня не так много времени!

Провожу мадам Луазо по квартире. Она молча идет рядом. Лишь в конце становится разговорчивой.

— Здесь очень чисто, — констатирует она. — Но почему вы положили столько плитки?

К этому вопросу я готова.

— Потому что она держится вечно, — быстро говорю я, — и к тому же за ней легко ухаживать. Вы ведь знаете, сколько хлопот доставляет паркет. А здесь махнул тряпкой — и готово. Замечательно!

Мадам Луазо кивает. Ставит стакан на камин и вытаскивает книжечку из своей элегантной белой кожаной сумки.

— Сколько, вы сказали, это стоит? — Я повторяю цену.