Кроме того, он не теряет времени даром. Если француз говорит, что мечтает порассуждать об искусстве, музыке, архитектуре, литературе, значит, речь идет о постели. Он, правда, может для отвода глаз заговорить о Кандинском или Клее[4], но быстренько оседлает эротическую тему, а на улице уже ждет шофер, готовый мигом домчать до ближайшего ложа (кровать в пустующей городской квартире или диван в рабочем кабинете).

А там уж действительно начинаются дискуссии: о том, как он изголодался по любви, о его холодной жене; о неразберихе на службе; о его интимных желаниях и фантазиях. Я хорошо вижу предстоящий вечер. Очевидно, он захочет возвышающих моментов на новом стуле (не слишком удобно, годится только для одной стремительной акции), потом повторений в супружеской постели и, наконец, чтобы я спроектировала ему загородный дом. Разумеется, бесплатно!

Но все это не в счет! Все это мелочи! Главное, есть тело, и оно в полном порядке. Брис Рено — мужчина с руками, ногами, мускулами и прочими атрибутами. Я почувствую его плоть, его силу. Он будет меня целовать, и его сердце будет бешено биться. Ради меня одной! И спасибо ему за это (надеюсь, он не скребет!). Я не из тех, кто ценит только то, чего никогда не получит. Я не ставлю подножки тем, кто меня любит. А тем более французу, который нужен мне, как кусок хлеба.

Фаусто разбудил меня, но только я расцвела, как он тут же набросил на меня черный платок. Только открыл для меня новые источники радости, как тут же засушил их! Как только он стал мне действительно нужен, он перестал приходить домой! До моего замужества меня так никогда не обманывали! Ведь фрустрация, очень, очень вредна для здоровья, так утверждают врачи. Половые железы хиреют — и тогда адье! А от этих желез, между прочим, зависит красота. Чем они здоровее, тем моложе выглядишь.

А как поддерживать их в форме? Движением! Это знает любой идиот! Активно их используя! Не давая им засохнуть, проржаветь и прийти в полную негодность. Нет! Я не опущусь до воздержания! Я ничем не рискую! Фаусто был моей первой страстью, но не последней. Мне всего сорок два, у меня все впереди!

Вуаля! Сегодня вечером на мне будут красные туфли на высоком каблуке. К ним тончайшие чулки без шва, чтобы подчеркнуть красоту моих длинных ног. И узкая зеленая юбочка с разрезом.

Фаусто может говорить, что ему вздумается. Живот у меня плоский, и я могу позволить себе узкие юбки. У меня маленькая красивая грудь, высоко стоящая благодаря десяти ежедневным отжиманиям и творящая истинные чудеса без лифчика под блузками свободного покроя. К зеленой юбочке с разрезом на пуговицах (если надо, расстегнутом до резинок) потрясающая блузка из зеленого шелка, надетая на голое тело. Сюда был бы еще неплох красный пояс, но я подберу цвета иначе. У меня в запасе — в нужный момент! — всегда найдется сюрприз.

Волосы распускаю по плечам. Они здорово отросли за последнее время.

Смотрится неплохо!

В семь я возвращаюсь от Глории — после приятного, спокойного дня. Клиентов почти не было, потому что погода портится, а если собирается дождь, парижане предпочитают оставаться дома.

Ровно в восемь я, одетая в зеленое и красное, абсолютно готова. Волосы струятся золотистым водопадом. Я почти довольна собой. Не хватает лишь мелочи, как всегда, одной и той же: сережек! Серьги поставили бы точки над I. Все клипсы я теряю, потому что у меня слишком маленькие мочки. Надо бы проколоть уши, но пока мне не хватает смелости.

Бросаю взгляд в окно: дождь льет, как из ведра. Заказываю такси. Обещают через пять минут. Фаусто не приходит, не звонит, не тоскует по мне. Не буду и я вспоминать о нем!

«Позволяй себя любить, — говаривала моя мать, знавшая мужчин, — позволяй себя боготворить. Это самое лучшее для женщины!»

Именно этим я и собираюсь заняться. Записываю на автоответчик: «Мадам придет сегодня позже». Я, как ребенок, радуюсь ужину с Брисом Рено. А там, после десерта, будет видно!

Человек предполагает, а Бог располагает. И нигде эта истина не находит столь частое подтверждение, как в Париже. Если бы я знала, что меня ждет в этот вечер, я бы ни за что не вышла из дома. Лучше бы книжку почитала. Но я не подозреваю ничего дурного, и происходит именно то, что должно было произойти. Вместо приятного рандеву меня ждет ночь, полная приключений. И если моя первая супружеская измена вошла в историю под кодом «кратко и пряно», то вторая тянет на «долго и мокро»!

Но я забегаю вперед. Лучше начну с начала. Такси приходит с опозданием. Как всегда в Париже, когда идет дождь. В «Сафари-клуб» я попадаю только в девять. Все залы переполнены. Бриса Рено нигде не видно. Спрашиваю официанта. Описываю ему крепыша-фабриканта.

— Да-да, мадам, — отвечает тот, — такой господин был здесь! Выпил два бокала виски со льдом. Он беспрерывно смотрел на часы. Ушел четверть часа тому назад. Мне искренне жаль.

Мне тоже!

Покидаю теплый уютный клуб на Елисейских Полях с его ощущением покоя и толстыми коврами, в которых утопает нога, и выхожу наружу, в холод и слякоть, на которые моя одежда никак не рассчитана. Чтобы сделать свое появление более эффектным, я отказалась от куртки и плаща и теперь стою и дрожу.

Стоянка такси напротив пуста. Я ее вижу сквозь серую пелену дождя. Ни одной машины вокруг. Как же я доберусь домой в такую жуткую погоду?

Тут рядом со мной останавливается красный «ягуар». И кто сидит в нем, скорбно склонившись над рулем? Брис Рено. На его физиономии написан укор. Он машет мне. Я прыгаю по мокрой мостовой и вот уже сижу рядом с ним.

— О-ля-ля! Как же вы меня напугали! Я уже десять раз объехал Круглую площадь и отчаялся дождаться вас — На нем светлый костюм и красный жилет того же оттенка, что и машина.

— Такси опоздало, — извиняюсь я, потом мы целуемся, как принято в Париже, в обе щеки.

Прикосновение действует благотворно.

Мы улыбаемся друг другу. И пусть Брис напоминает мне бульдога, мое сердце начинает биться учащенно. От него так хорошо пахнет мужчиной. А мужчины в последнее время стали в моей жизни дефицитом.

— Вы еще красивее, чем запомнились мне, — благоговейно говорит Брис, и его серые глаза скользят по моей тонкой блузке, которая больше показывает, чем скрывает, по узкой юбке со смелым разрезом, по длинным ногам вплоть до новых, слегка намокших туфлей. — Вы вос-хи-ти-тельны, мадам!

Потом он едет под хлещущим дождем по авеню Монтень вниз, к Сене. Мчится на большой скорости и постоянно смотрит на меня.

— Куда вы меня везете? — решаюсь я, наконец, спросить.

— Позвольте преподнести вам сюрприз! Доверьтесь мне! — Он торжествующе улыбается и пожирает меня глазами.

— А вам не следовало бы хоть изредка смотреть на дорогу?

— Главное, я вижу вас, мадам! Вы намного, намного интереснее!

В этот момент раздается чудовищный грохот. Металл скрежещет о металл. Визжат тормоза. К счастью я пристегнута. Мы резко останавливаемся.

— Дьявол! — кричит Брис и выпрыгивает из машины. Дождь барабанит по крыше, он исчезает в этом всемирном потопе. Через пару секунд появляется вновь.

— Что случилось?

— Я сбил мотоциклиста.

— Он ранен?

— Нет! Уже стоит на ногах. Страшно ругается, а теперь звонит в полицию. Из бара театра. Пойду к нему, а то подумает, что я сбежал.

— Я могу чем-нибудь помочь? Может, мне пойти с вами?

— Нет-нет! Сидите спокойно в машине и ждите меня!

Неожиданно пустынная авеню Монтень наполняется шумом. Примчалась «скорая помощь». Откуда-то взялись пожарные, радиопатрульная полицейская машина. Сирены, синие мигалки, гудки, прожектора.

Я все вижу довольно размыто, потому что подробности скрадывает дождь.

Веселенькое начало для первого свидания. А вдруг кому-нибудь вздумается меня допрашивать? Что я делала одна, ночью, в машине производителя зубной пасты? Как я объясню это Сент-Аполлам? Может,